Избранное

День обещал быть таким же жарким, как вчера. Вымытая до блеска «Волга» проехала по улице и остановилась у многоэтажного дома. Из нее вышел человек с прилизанными волосами, резко хлопнул дверцей и торопливо направился к подъезду. Он бегом поднялся на пятый этаж и постучал в одну из дверей. Навстречу ему вышла важная дама, не молодая, но сохранившая девическую свежесть лица.

— Цэрма-гуай! Пора отправляться, да? Я уже подогнал машину, — сказал он, едва переводя дыхание.

— Ну что ты торопишься как на пожар, Дэчин? Заходи, — ответила хозяйка. И, закрывая дверь: — Я только что звонила в аэропорт, но там никто не берет трубку. И что это за народ! — Она стала застегивать пуговицы халата.

— Цэрма-гуай, я только что звонил туда, и мне ответили, что самолет вот-вот приземлится… Я всю ночь глаз не мог сомкнуть, узнав о приезде учителя, вот и сейчас прикатил на такси. — Он улыбнулся и полез в карман за платком, чтобы вытереть пот.

— Тогда надо поторопиться. Я сейчас переоденусь. — Заглянув в другую комнату, она позвала сына: — Ульдзий! Вставай, сыночек! Твой отец приезжает.

Дама куда-то ушла и вскоре снова появилась, теперь уже в легком дэли без подкладки. Как бы между прочим спросила:

— Не слишком ли жарко на улице?

Сын нехотя вышел из своей комнаты, сладко зевнул — весь вид его говорил: зачем же вы меня разбудили.

— Поторапливайся, сынок! Умойся и оденься! Тяжело в такую жару — такая духота в квартире, просто беда. Не только ребенку, даже мне хочется спать и спать. В августе все уже давно на дачах, а мы, видимо, так и не соберемся в этом году, — сказала она скороговоркой, подошла к высокому, в человеческий рост зеркалу и начала пудриться.

— Теперь-то уж куда — пора и возвращаться с дач. Что ж это учитель до своего отъезда о вас не побеспокоился? — сказал Дэчин, приноравливаясь к обстановке.

— Разве Дондок догадается, Дэчин?.. Если сам не может, так хотя бы тебя попросил… — ответила она, смахивая пудру с ресниц.

Дэчин тут же подхватил:

— Действительно! Я бы давно вас отвез… — При этом он взял со стола сигарету, закурил и стал наблюдать, как Цэрма маникюрит свои ногти.

— Он и не подумал об этом. Да что говорить — у него в голове одни книги да наука. О доме, о семье ни капельки не беспокоится. Ну скажи, кому бы в голову пришло отправиться за границу в такое ответственное для сына время? На худой конец, мог бы поручить это дело своим коллегам. А он ничего не сделал, будто и не собирается возвращаться в этот дом… — При этом она сдвинула тонко подведенные брови. — Что бы мы на самом деле без тебя делали?

Дэчину была очень приятна эта похвала, но включенный счетчик такси не давал ему покоя, и он встал и, улыбаясь, сказал:

— Цэрма-гуай! Надо бы поторопиться. Будет неловко, если учителя никто не встретит.

Наконец Цэрма закончила свое священнодействие, и они втроем вышли из дома. Действительно, было жарко. Сиденья в машине до того нагрелись, что они сели словно на грелку. Дэчин взглянул на часы и приказным тоном скомандовал водителю:

— Поторапливайся!

Водитель, словно и не слыша его, обошел машину, с ног до головы оглядел Цэрму — его, видимо, очень удивил ее необычный дэли, потом не торопясь сел за руль, и они поехали. Казалось, что, кроме Дэчина, никто не торопится. В аэропорту было уже довольно многолюдно.

— Постарайся машину поставить в тень, а то она у тебя словно печка, просто невыносимо, — сказал Дэчин и хлопнул дверью. Но водитель снова пропустил мимо ушей его слова, с любопытством разглядывая дэли Цэрмы.

Самолета еще не было. Цэрма, как только вышла из машины, вспомнила о зонтике:

— Второпях зонтик забыла, а ты не напомнил мне, — упрекнула она сына и стала искать тень.

— Пойдемте-ка во-он под тот вяз, — предложил Дэчин и повел их за собой.

Под ветвистым вязом было хорошо. Все молчали, каждый думал о своем. У Дэчина было о чем рассказать профессору. В первую очередь он намекнет ему о сыне, и тогда сам Ульдзий во всех деталях расскажет отцу о его помощи. А Цэрма-гуай, наверное, сгустит краски и распишет все те трудности, которые возникли из-за его отсутствия. Надо бы, чтобы Цэрма-гуай обязательно сказала профессору: «Ты должен благодарить за все этого человека». И Дэчину больше ничего не нужно.

— Мне еще не раз придется торчать в этом аэропорту. Через несколько дней надо будет провожать отсюда сына. Столько лет мальчику учиться… — Цэрма вздохнула.

— Мама! В этом году я на поезде поеду: надо посмотреть на свет да с ребятами познакомиться… Вот будет весело! Кстати, где кубинская гитара, которую ты мне обещала? — осведомился Ульдзий.

— На что она тебе! До чего же ты упрям! И вправду говорят, что когда мать думает о детях, то они и вовсе с ней не считаются. Ну зачем тебе ехать на поезде? Такой дальний путь… устанешь. А как легко на самолете…

Но сын не сдавался:

— А где фирменные джинсы, которые ты обещала? Я уже уезжаю, а их все нет. Надо бы за любую цену… Тот раз на рынке за пятьсот тугриков продавали…

— Одни брюки?

— А что же еще? Брюки — это и есть джинсы. Совсем ты у меня отстала, мама.