— Уважаемые женщины! Радостное событие переживаем мы все. Вас избрали делегатками на первый Всемонгольский съезд женщин. Вы представляете на этом съезде беднейшие, ранее угнетавшиеся слои аратства, ставшего ныне полноправным хозяином страны — нашей революционной Монголии. На съезде вам предстоит обсудить очень важный вопрос — участие монгольских женщин в великом деле строительства социализма. Для вас будут прочитаны специальные доклады, проведены беседы. Много приятного ожидает вас в дни съезда, я не буду заранее говорить обо всем. Очень скоро мы будем праздновать десятилетие нашей Народной революции, и вы будете почетными участницами этого празднества. Женщины-беднячки стали полноправными гражданами Монголии. Они должны быть такими же полноправными участницами нашего общего революционного дела.
Элдэв-Очир немного помолчал, затем продолжал:
— Прошлой ночью враги революции совершили гнусное преступление. Они пытались запугать вас. Не бойтесь! Мы сумеем вас защитить. Чтобы вырваться из нищеты и бесправия, нужны смелость и мужество! Каждая делегатка съезда должна научиться грамоте, знать и уметь петь революционные песни, внимательно усваивать то, что вам будут разъяснять агитаторы. Хочу также сообщить, что всем вам будет выдана новая одежда.
Восхищенно смотрели девушки на Элдэв-Очира и, когда расходились, то и дело оглядывались на оратора.
— Элдэв-дарга! Вы это только что решили — выдать делегаткам новую одежду? — с улыбкой обратилась к Элдэв-Очиру Раднаева.
Тот, чуть ослабив узел на галстуке, рассмеялся.
— Точно. Увидел, какая у всех затрапезная одежонка, и решил. Сейчас же еду к премьер-министру. А то, может, вместе отправимся? Надо будет в военной мастерской заказать для всех одинаковую форму.
— А премьер-министр согласится?
— Так мы ему объясним положение.
— Говорят, у него что-нибудь получить не так-то просто.
— Это правда. Только бережливость для государственного деятеля не порок.
— Не хотите, товарищ Элдэв-Очир, поговорить с девушкой, на которую вчера было совершено нападение?
— Дельная мысль. Где она? Ведь я только что обещал, что мы никому не позволим поднимать руку на наших делегаток. Ничего, мы разберемся, найдем виновных.
Вдвоем они вошли в пеструю палатку — красный уголок. Элдэв-Очир сел, пригласив и Сэмджид.
— Сэмджид, Рая говорила мне о тебе. Я попытаюсь разобраться с этим Аюуром. Твой брат, говоришь, уже два года в заключении?
— Да. Могу я надеяться, что теперь его освободят?
— А ты уверена, что там было превышение власти? — напрямик спросил Элдэв-Очир. Сэмджид вздрогнула. Хрустя пальцами и не смея поднять глаз, молчала. — Ну ладно, — решительно сказал Элдэв-Очир. — Закон есть закон. Разберемся. А подлецам использовать наши организационные неувязки в своих грязных целях мы не позволим.
Между тем в палатку вошла девушка-посудомойка с подворья хамба-ламы в сопровождении молодого военного, который командовал построением.
Не понимая толком, кто это заинтересовался нанесенной ей обидой, девушка робко остановилась посреди палатки. Выглядела она испуганной — видно, не пришла еще в себя после случившегося — и с затаенным страхом осматривала присутствующих своими печальными черными глазами. Остановила любопытный взгляд на Раднаевой, одетой явно по-иноземному. На тонких пунцовых губах возникла и сразу же исчезла неуверенная улыбка.
Элдэв-Очир некоторое время внимательно разглядывал незнакомку, затем сказал:
— Хорошенько запомни вот эту женщину — она тебе как старшая сестра будет. Это представительница Коммунистического Интернационала. Зовут ее Раднаева. А ты вообще-то слышала такое слово — Интернационал?
— Слышала.
— Где слышала?
— Я читаю газеты.
— О, вот это хорошо! Где же ты научилась грамоте?
— Сама научилась.
— Посмотрите на нее, товарищи! Серьезная девушка. — Элдэв-Очир с восхищением, будто он увидел невесть какое чудо, обвел взглядом присутствующих. — Ты, говорят, хотела участвовать в съезде?
— Да. Только вот… Теперь я боюсь.
— Бояться не надо. Этого мерзавца, что тебя обидел, мы найдем, он у нас получит по заслугам. А родители твои где?
— Они лесорубы, батрачат.
— Скот у них свои есть?
— Нет, они дрова заготавливают и продают.
— Как же ты попала на кухню к хамбе?
— Меня устроил туда один лама, знакомый отца.
Закурив не спеша, Элдэв-Очир задумался, устремив взгляд куда-то вдаль сквозь приоткрытый полог палатки. Потом спросил:
— Ну а звать-то тебя как?
— Дуламсурэн.
— А что ты умеешь делать, Дуламсурэн?
Мягкий и благожелательный тон разговора, видимо, успокоил девушку. У нее будто камень с души свалился. Глубоко вздохнув, она ответила:
— Умею песни петь.
— Может, споешь нам что-нибудь?
Растерявшись от столь неожиданного предложения, Дуламсурэн долго не могла решить, какую ей песню выбрать. Уставилась в угол палатки, беззвучно шевеля губами и покраснев от смущения. Со всех сторон раздались ободряющие возгласы: «Пой, не стесняйся». Наконец девушка овладела собой, выпрямилась, еще раз глубоко вздохнула и красивым, слегка дрожащим от необычной обстановки голосом запела: