Избранное

Балбар спешивается у привязи, спутывает своих коней, осматривается вокруг и, откашлявшись, направляется к юрте, мягко ступая по сухой земле зелеными шевровыми сапогами с загнутыми носами.

— Как поживаешь, Чанцаал? — спрашивает он.

Улыбка на его загорелом, пышущем здоровьем лице обнажает белые крупные зубы. Смуглая грудь его будто пропитана солнцем и всеми ветрами дальних дорог.

Чанцаал радуется приезду Балбара и вместе с тем робеет перед этим статным всадником, которого так беззаветно любит.

— Хорошо, — говорит Чанцаал, преданно глядя на гостя. — А ты как доехал? Я, когда увидела гурты, сразу поняла, что ты приехал.

В этот счастливый день встречи с любимым Чанцаал чувствует себя необыкновенно легко. Она быстро и проворно накрывает на стол, вытаскивает из сундука бутылку молочной водки и наливает в чашку. Раздувая ноздри, Балбар жадно пьет, вытирая пальцами уголки рта, и причмокивает.

— В этом году, — говорит он, — работа идет успешно. Был я на совещании аймачных гуртовщиков, получил там довольно трудное задание. Не ради похвалы, конечно, стараюсь, а ради дела. В этом году несколько отар здорово потучнели. Теперь городские набьют животы салом, а мы напихаем в кошельки трудовые денежки. Счастье в пути и успех в работе — хороший жребий для мужчины. Пять лет гоняю скот, и все хорошо. Ездишь спокойно, потому что много на свете добрых людей вроде тебя: и встретят, и накормят, и в дорогу проводят.

От нескольких чашек водки лицо у Балбара залоснилось, глаза затуманились. Он откровенно разглядывает женщину. Черные бархатные волосы Чанцаал издают знакомый аромат, синий шелковый тэрлик подчеркивает каждую линию ее стройного тела.

— Чанцаал! Я не собираюсь умирать одиноким, так и прошагав всю жизнь в пыли, летящей из-под копыт скота. Помнишь, прошлой осенью я тебе кое на что намекал: встретить бы, мол, человека, который темный мир холостяка сделает светлым и солнечным. Так ведь?

— Да, но тот человек… — Чанцаал запнулась.

— Тот человек ты! — Балбар захохотал, вскочил и схватил Чанцаал за руку.

— Что ты? Что ты? Здесь же дети, — сказала она.

Все еще смеясь, Балбар бросился на кровать. Он лежал раскинув руки и тяжело дыша. Испуганные дети стояли у дверей, прижавшись друг к другу. Балбар нащупал в кармане кожаный кошелек, вытащил из него две десятки и протянул их Чанцаал:

— Чанцаал, ведь твой сосед по-прежнему торговый агент? Дети, а ну идите сюда! Возьмите деньги и купите на них конфет.

Ребята, глотая слюнки от предвкушения удовольствия, бросились из юрты.

Балбар опорожнил еще одну бутылку.

Когда Чанцаал ушла на вечернюю дойку, он, совсем освоившись, разделся и удобно развалился на кровати. На другое утро, поев мучного супа и снова выпив водки, Балбар собрался в путь:

— Чанцаал, завтра к нам придет Дашичилен со своими. Разве плохо, когда земляки держатся вместе: рука об руку, торок к тороку? Они знают о нас с тобой. Один человек — не семья, лучина — не огонь. Ты тоже обязательно приходи.

На следующий день Чанцаал встала раньше обычного, подоила коров, сдала молоко, напоила детей, строго наказала им не уходить далеко от дома и, надев дэли, порядочно выгоревший за многие годы на солнце, оседлала своего старого бурого коня.

Когда она подъехала к стоянке гуртовщиков, на нее пахнуло кислым запахом молочной самогонки. Но Чанцаал готова была сейчас идти куда угодно за тем, с кем она провела сегодняшнюю ночь и кто обещал ей то, чего она так страстно желала. «Не нужно мне ни белой юрты, ни приемника, ни новой одежды, лишь бы был у мальчиков отец. Отдам сыновей в школу, вырастут настоящими мужчинами. Будут они счастливы, буду счастлива и я. Раз Балбар ко мне хорошо относится, значит, поможет и детей воспитать. Он ведь очень любит ребят. И малыши к нему со временем привыкнут. Наконец и я устроила свою судьбу, нашла порядочного человека, с которым можно спокойно прожить всю жизнь», — думала Чанцаал.

Скот заполонил пастбище. По южному склону виднелись палатки погонщиков. Юрт было немного. Юрта Балбара стояла особняком с левого края, белая, как лебедь. Рядом с ней гнездились две темные палатки, а возле них топтались оседланные кони. «Должно быть, дашичиленовские уже приехали», — решила Чанцаал, спешилась, не доезжая до юрты, спутала коня и с неудержимо бьющимся от волнения сердцем направилась к юрте.

Один из приезжих был пожилой человек по прозвищу Дамба-Подбородок — уж очень его нижняя челюсть напоминала обух плотничьего топора; лицо у него было широкое, квадратное, глаза с вывернутыми веками. Другой, помоложе, с нежным, как у девушки, лицом, помощник бухгалтера объединения, слыл задирой и забиякой. Третий, по кличке Синяя Голова — Гончиг, известный борец. Он, как и Балбар, красив, но необычайно глуп. Среди этих людей, не пользовавшихся в кочевье уважением, был и бедно одетый, измученный долгой дорогой старик, которого Чанцаал не знала, — видно гуртовщик, прибывший вместе с Балбаром.

Когда Чанцаал вошла, Балбар, сдававший карты, ласково улыбнулся ей: