Избранное

Дверь тихонько открылась, и появился Ион Боблетек.

— Что такое, Викентие? — спросил он тоже шепотом.

— Есть к тебе разговор. Давай войдем в хату.

— У меня дочки раздетые.

— Я на них смотреть не буду. Мне тебе нужно сказать что-то важное.

Боблетек с минуту подумал, потом впустил его в дом. В комнате горела лампа, окна были занавешены толстыми домоткаными коврами, девушки сидели одетые и даже постели не были разобраны. В большой комнате, обставленной городской мебелью, за большим столом, на котором стоял графин с вином и стаканы, сидели окруженные клубами дыма сыновья Боблетека: Эней, Юстин и Катул, которого люди прозвали Шкатулкой, не понимая смысла этого имени, придуманного крестным Тибериу Метей, покойным мужем их двоюродной сестры Сильвии. Здесь сидел и Иосиф Мурэшан, который поглядывал по сторонам маслеными от выпитого вина глазами. Викентие пригласили к столу. Сусана, жена Боблетека, и три его дочери, Рафила, Корнелия и Лучия, молчаливые, но полные жадного любопытства, примостились на краю кровати.

Викентие сел, с удивлением посмотрел на Мурэшана, который опустил свой длинный нос в стакан, насмешливо поглядывая из-под бровей, словно хотел сказать: «Не стесняйся. Здесь все свои». Викентие не очень обрадовало присутствие Мурэшана. Но особенно и не озаботило. Некоторое время все молчали, выжидая. Наконец Ион Боблетек, мужчина лет пятидесяти, красивый и холеный, присел, потирая щеку, рядом с Викентие, повернулся к нему вполоборота и, уставившись черными, живыми глазами, в которых светился ум, спросил:

— Ну, что ты мне скажешь?

— Важное дело. Тебя касается.

— Говори.

— Нехорошо, если кто узнает, что я у тебя был…

— Никто не узнает.

Боблетек говорил уверенно, в его суровом, хриплом голосе звучали повелительные нотки. Это был голос человека, который знает: каждое его слово имеет вес и слушают его все с благоговением. Это был голос, которому невольно подчинялся и Викентие, даже тогда, когда думал, что поступает наперекор.

Викентие медлил, поглядывая на Мурэшана.

— Моего кума Мурэшана можешь не бояться.

«Ага! Они кумовья!» — подумал Викентие и сказал:

— Тоадер хочет исключить вас из хозяйства. Говорит, что вы кулаки и враги. Решили они это на ячейке и в протокол записали, что вы всякие козни строили.

— Да, Тоадер любит нас, как соль в глазу. Только не выйдет по его хотению. Чего мы там натворили, он говорит?

— Говорит, что заставили меня приписать больше трудодней моей бригаде!

— Это я тебя заставил приписывать трудодни?

— Вот именно…

Женщины испуганно переглянулись между собой. Наступило молчание. Катул, младший сын Боблетека, наполнил стаканы. Руки его дрожали, он пролил вино на скатерть, но никто этого не заметил. Подняли стаканы, молча выпили. Катул снова налил, опять все выпили.

— Подкинь дров, — приказал Ион Боблетек, взглянув на сына, и тот поспешил сунуть в пузатую печку три полена.

— Вот оно что, — проговорил Боблетек, — хочет меня из хозяйства выгнать? Удивляюсь, как это они три года меня терпели.

Однако удивляться он не удивлялся. До сих пор его защищал Мурэшан, и Боблетек думал, что он будет защищать его и впредь, потому что они кумовья. Но полчаса назад Мурэшан без всяких околичностей заявил, что он ни под каким видом не станет его больше выгораживать. Боблетек пришел в ярость, ругал его последними словами, а потом принялся умолять. Теперь он вновь говорил спокойно, думая, что Викентие держит его сторону и будет ему полезнее этого трусливого Иуды — Мурэшана.

— Что теперь будем делать? Что мы можем? — спросил Боблетек, вовсе не надеясь получить ответ.

Послышался змеиный шепот Мурэшана:

— Если коммунисты возьмут верх на общем собрании, тогда хоть о стенку головой бейся…

— А что им стоит? — заговорил Катул.

— Помолчи ты, щенок, — оборвал его Боблетек, нахмурившись. — Мы еще посмотрим, возьмут они верх или нет.

— А я согласен с твоим сыном, — вмешался Мурэшан. — Коммунисты могут победить. Среди них Тоадер Поп, Филон Герман, Ион Пэнчушу, они все одержимые и вовсе не дураки.

— Нет, не дураки, — с сожалением согласился Боблетек, чувствуя, как вновь поднимается в нем злоба на Мурэшана.

— И люди их слушают. Это видно хотя бы по тому, что председателем Ирину выбрали. — Мурэшан с дерзкой насмешкой взглянул на Викентие. — Ирина будет держать сторону коммунистов, хотя Пэтру и доводится ей родней. А люди и Ирину тоже слушаются. Хитрая баба подыграла им, они ею довольны.