Избранное

Приходили искатели приключений, ни минуты не знавшие покоя в поисках достойного поприща для приложения своей кипучей энергии. Приходили люди разных мастей, верований и обычаев. Иные голые и босые, другие же гнали впереди себя пару-другую тощих овец или телят. Но в одном все они были поразительно схожи друг с другом: парни как на подбор, ладно скроены и крепко сшиты. Ничего иного и быть не могло. Робкий, послушный человек никогда не восстал бы против крепостника, не сумел бы поднять руку на господских моуравов и холуев.

Это богомерзкое существование все они почитали адом, и на черемских холмах поклялись держаться друг друга, пока душа держится в теле. И, как потом показало время, клятва эта вовсе не была пустой. Только таким одержимым людям и было по плечу свершить чудо: вскорости Череми прослыл крепким и богатым селением.

Пришла пора обзаводиться семьями. Откуда только не привозили невест — из Велисцихе и из Чумлаки, из Бакурцихе и Какабети, а один молодой каменщик даже из Тибаани суженую похитил. Раньше всех обзавелся семьей Леван Гулашвили — усадил на своего заемного коня черноокую девушку из Карданахи и был таков. Однако у этих грешников и сорвиголов были свои обычаи и порядки: невенчанные мужчина и женщина не могли усесться у одного очага, «покрыться одним одеялом», как гласит старая грамота.

Спохватившись, дружки послали человека в Велисцихе уговорить тамошнего священника вернуть грешный народ в лоно господне.

Сказывают, что Бодбийский архиепископ пожертвовал Черемскому храму большой колокол, дескать, в старину был в Череми кафедральный собор. Обрадованное селение призвало мастеровых и в ночь на успение водрузило колокол на звонницу. Когда впервой ударил колокол, гул его объял всю округу Иори по одну сторону и Алазани по другую.

Вот тогда и призадумались черемцы, как бы колокол не поднял на ноги всю Кахети, как бы не пошли расспросы да расследования, кто вы, мол, и откуда… Посему порешили бить в колокол только в случае, если на сторожевых башнях разожгут костры, оповещая население о переправе вражьей орды через Алазани.

До присоединения Грузии к России в здешних местах селились большей частью выходцы из Имерети. Однако после кахетинского восстания, когда потерпевших поражение Вачнадзе, Андроникашвили, Варазашвили и Джигаури угнали в Сибирь, стали прибывать в Череми и кахетинцы — все те, кто убежал из тюрьмы и ссылки, кого не настигла покуда карающая рука главноусмирителя Ермолова. Именно в ту пору и произошел здесь один удивительный случай: неожиданно для всех из Череми убрали велисцихского священника, а вместо него в местную церковь прислали нового пастыря. Ответ на эту непонятную загадку отыскался лишь тогда, когда однажды на рассвете в Череми появился конный отряд и стал расспрашивать, как проехать к дому Тедо Мачхашвили. Вскоре из дома пожилого крестьянина Мачхашвили донеслись причитания женщин и детский плач. Соседи видели, как всадники выволокли во двор избитого в кровь старика, связали ему руки и погнали в город.

В то же мгновение тревожно загудел колокол, сзывая черемцев в церковь. Старейшины села, не долго думая и не колеблясь, вызвали надежных парней и отправили их вдогонку за карателями, крепко-накрепко наказав при этом не брать смертный грех на душу — не проливать человеческой крови, но и односельчанина в руки полиции не отдавать…

Преследователи с честью выполнили наказ селения: вызволив полуживого Мачхашвили, они втолковали стражникам, чтобы те навсегда позабыли дорогу в селение, не то в другой раз без крови не обойдется…

Случай с Мачхашвили порядком встревожил черемцев. Той весной двух здешних жителей — мельников-имеретинцев вызвали в Телави к начальнику уезда… Делать нечего, пошли они, и с тех пор ни слуху о них, ни духу. Сколько ни ходили на поиски в Телави — ответ был один: обоих тотчас же отпустили домой, может, по дороге с лезгинами повстречались и в плен угодили.

Это было похоже на правду. И во времена Ермолова северные горцы по-старому разоряли кахетинские селения; поэтому и было, что черемцы легко приняли на веру слова уездного чиновника и, скрепя сердце, смирились с участью своих односельчан. Однако Мачхашвили призвал к себе деда Ники Джачвадзе и под большим секретом поведал ему, что подвел его под монастырь нынешний священник. «Предатель он, предатель», — твердил Мачхашвили.

— Укороти язык, несчастный, не кощунствуй, дойдет слух до пастыря, он тебя анафеме предаст! — не на шутку перепугался старик.