Избранное

Лучше заранее принять прощанье, как схиму
неизбежную, или как зиму, чей нынешний гнет
невыносим, но, средь зим такую выдержав зиму,
сердце все остальное переживет.

Будь в Эвридике ты мертв; когда воспета утрата,

здешнее ясностью знака тебя облекло;
средь убывающих будь и в царстве заката
звуком будь, хоть, звуча, должно разбиться стекло.

Будь — и при этом пойми беспочвенное прозябанье

небытия, его внутреннее колебанье;
в этот единственный раз восприми последний ответ.

Расточенным не брезгуй в немом и убогом

запасе природы; к ее несказанным итогам
присоединись, и число, ликуя, сведешь ты на нет.

XIV

Видишь цветы, приверженные земному?
Нашу судьбу мы даем их судьбам взаймы.
Откуда нам знать! Отцветают они по-иному,
по нашей вине; их раскаянье — мы.

Воспарило бы все, но каждый из нас — тяготитель,

Восхищенный собственным весом вещам во вред;
каждый из нас для них суровый учитель,
налагающий на вечное детство запрет.

Если во сне с тобою вещи едины,

ты меж собой и меж ними границу стер,
и даже днем ты делишь с ним глубины.

Они цветут, признавая тебя своим другом,

новообращенным среди сестер,
тихих, которым сопутствует ветер над лугом.

XV

Уста криницы, щедрые уста,
откуда день и ночь струится речь,
пока лицу воды нельзя не течь
в мраморной маске, а вода чиста

в своих истоках, так что акведук

мимо могил по склону Апеннин
разносит этот неумолчный звук;
из подбородочных руин

твой ток в сосуд впадает в тишине,

как в мраморное ухо в тонком сне,
которого твой звук не оскорбил.

Ухо земли. Земля сама с собой

беседует. Подставив ей любой
другой кувшин, ты землю перебил.

XVI

Вновь и вновь разорван в клочья нами,
нам же бог спасение сулит;
яростных и хитрых временами,
он, доброжелательный, целит.

Лучший дар ему принять угодно

от благоговеющих сердец,
если может выбрать он свободно
тот же гибельный конец.

К роднику прильнет

только тот, кто умер добровольцем,
дальним взором бога зачарован.

Нам же разве только шум дарован,

но зато ягненка с колокольцем
звук тишайший не спугнет.

XVII

Где, в каких орошенных блаженно садах, на каких
                                                               заочных
деревах, из каких чашечек цветочных
вызревают невиданные плоды утешенья? Эти
драгоценные, падающие на вытоптанный луг дети

для твоей бедности? С благодарностью неизбежной

удивляешься ты, этот плод с другими сравнив,
крупный и невредимый в кожице нежной,
хотя птицы легкомысленны и ревнив

червь. Бывают ли дерева, где гнездятся

ангелы, пока садовники не убедятся:
для этих чужих деревьев мы невесомы...

Неужели мы, теперь уже только тени,

зрея и увядая среди растений,
не нарушаем тихой летней истомы?

XVIII