Избранное

Доктор Анджелко, блеснув золотым оскалом, обернулся к сторожу со снисходительной улыбкой, и на его руке, соперничая с крестом, осыпанным бриллиантами, засверкали драгоценные перстни, а от его христианской благожелательности пахнуло жестоким холодным цинизмом. Римская церковь спокон веков одинаково охотно торговала рабами и тюремщиками, а ее присяжные актеры в течение тысячелетий так же искусно разыгрывали свою роль перед средневековыми феодалами, как ныне делают это перед служанками. Нет более учтивых гостей за плебейским столом, чем высокопоставленные духовные лица, но старые вороны и тут не могут удержаться, чтобы не клюнуть походя селезенку своей паствы — позвольте, надо же соблюсти дистанцию! Итак, что вы сказали, любезный друг? Изволите, кажется, толковать о нашей Земле, которая, с вашего позволения, круглая? Ну-с, если вам угодно, — пожалуй! Еще вчера людей, высказывавших эту истину, просто сжигали; сегодня же мы готовы покалякать о земном шаре с дворниками; и ей же богу, все это ерунда, в нашей жизни ценность имеет только служебный успех, остальное — не более чем варварские предрассудки.

— Итак, господин полицейский надзиратель, вы не верите, что Земля круглая? — осведомился доктор у Тичека, растянув рот в приветливую улыбку. — А между тем это неоспоримо! Представьте, совершенно круглая, вроде яблока!

— Ха-ха-ха! Слышали? — Победно грохотал кум Шимонич. — Что я говорил!

— Круглая? Хорошо, милостивый господин монсеньёр! Хорошо, говорю я вам! Вашему слову я верю! Клянусь честью! Но, будьте любезны, растолкуйте мне, по какой такой причине недавно сжигали всякого, кто осмелился бы утверждать, что Земля круглая? Жгли почем зря во имя господа бога!

— Помилуйте, кто же этим занимался? — удивленно воскликнул доктор, явно озадаченный каверзным вопросом Тичека.

— Святая инквизиция! Может, вы скажете — нет?

Увы! Бедняга Тичек с раннего утра основательно накачался; он, словно губка, впитывал в себя вино, ракию, пиво, воду и вообще всякие напитки, какие попадались под руку, и, если бы не это коварное обстоятельство, он никогда не осмелился бы задать свой роковой вопрос. Будучи трезвым, старик со смиренным подобострастием принял бы слова монсеньёра к сведению и не стал бы вдаваться в тонкости. Но сейчас что-то так и подмывало его, к тому же он вспомнил о ссоре, которая произошла у него с сыном, с этим упрямцем Ивицей. Как-то хмельной ночью завязался у них лютый спор о том, круглая ли Земля, есть ли бог на небесах и можно ли считать непогрешимой католическую церковь; они спорили яростно, как представители двух поколений, которые принадлежат разным векам. В этом споре Ивица, воспользовавшись общеизвестным фактом из истории, говорящим о неизменном лицемерии религии, напомнил отцу о несчастных жертвах, истерзанных и замученных святой церковью за проповедь научных теорий астрономии. Нет, и за церковью водятся грехи! Но это было так давно, что старый Тичек, и тогда-то не больно вникавший в рассуждения сына, запомнил одну-единственную вещь: святая церковь, которой он, разумеется, доверяет больше, чем какой-то пятой гимназии, думает о Земле в точности как и он, полицейский надзиратель. Значит, сомнения Тичека в шарообразности земли вполне основательны!

И так досадно, что этот аргумент, приведенный им исключительно для подтверждения общности своих взглядов с учением святой матери церкви, помимо его желания, обратился прямо-таки в непристойный выпад, уместный разве что в устах какого-нибудь вольнодумца.

Высокочтимый доктор Карл Гробачевич почувствовал в реплике старика смутный, но опасный отголосок тех демагогических тенденций, которые появились у мирян с тех пор, как эти красные дьяволы, социал-демократы, стали распространять по городу брошюры, вроде «Великий инквизитор города Толедо» или «Господин Торквемада — наемный палач римской церкви». Доктору послышалась в словах Тичека наглая претензия плебея разбираться в материях высшего порядка, и монсеньёра охватила искренняя грусть при мысли о нынешних печальных временах, когда такой известный авторитет, как, например, милейший доктор Гринтавец, вынужден вступать в дискуссию со всякими полицейскими надзирателями и слугами, и о чем бы вы думали — о космических проблемах! Поэтому, блюдя интересы святой матери церкви, доктор дал достойную отповедь дерзости мирянина Тичека, произнеся ее на высокой ноте и делая отчетливое ударение на каждом мудром слове своей совершенной речи. Он сказал:

— Господин старший полицейский надзиратель, вероятно, не знает о том, что святая инквизиция никогда не губила невинных! Если же в давние времена ей и приходилось сурово карать кое-каких еретиков, то делалось это исключительно в интересах морали, порядка и закона, а равно и для спасения душ самих заблудших грешников!