Избранное

Спальня банкира Глембая. Синяя комната с мебелью восьмидесятых годов, обитой синим плюшем, с полированными комодами в стиле Луи-Филиппа. В углу — высокая белая шведская печь. Слева — темнеет дверь, справа — открытое окно, в глубине — альков. В алькове на широкой французской кровати в стиле Луи-Филиппа лежит банкир  Г л е м б а й, одетый в черное. Слева и справа от него на ночных столиках — по серебряному подсвечнику о девяти свечах. Альков задрапирован плюшевой портьерой, которая богатыми складками падает со старинного полированного карниза. В ногах банкира Глембая на скамеечке, обтянутой синим бархатом, в сосредоточенной молитве преклонила колени доминиканка — с е с т р а  А н г е л и к а. На столе горит лампа под круглым абажуром матового стекла. Л е о н е  сидит в бидермейеровском кресле рядом с кроватью в алькове и набрасывает углем посмертную маску отца. У круглого стола в креслах сидят старый illustrissimus Ф а б р и ц и, д о к т о р  З и л ь б е р б р а н д т  и  д о к т о р  А л ь т м а н. Рассвет. В середине действия раздается щебет птиц, постепенно нарастающий к финалу.

Слева  д о к т о р  П у б а  Ф а б р и ц и, сидя на табурете, говорит по телефону.

П у б а. Да, это я! Франьо, пожалуйста, пойдите и осторожненько разбудите господина главного управляющего. Скажите ему, что я звонил, и передайте, но только осторожно, Франьо, что умер господин генеральный директор Глембай. Да! Сегодня утром, после трех! Удар. Да. Передайте, значит, господину главному управляющему и попросите его, чтобы он мне сразу же позвонил. Что? Да! Я здесь — по частному телефону банка Глембай! Так смотрите, Франьо: чтобы он мне сразу же позвонил! Чрезвычайно важно! До свидания.

Он ищет в книжке номера телефонов. Illustrissimus Фабрици стоит у входа в альков и смотрит на покойника.

Ф а б р и ц и. Der Sensenmann, der Sensenmann, der arbeitet präzis! Jawohl, der arbeitet vierundzwanzig Stunden täglich![365] А теперь придут эти оборванцы, воняющие по́том и луком, и понесут господина действительного статского советника его величества, как несут прочие тяжести — рояли и шкафы! Сначала их тяжелые шаги, их неуклюжие грубые башмаки на паркете, потом на ступенях — и поминай как звали.

Д - р  А л ь т м а н. Глупо мы живем и глупо умираем! Меня уже давно мучает мысль — до чего наши похороны, в сущности, варварски-примитивны и пошлы! Эта мысль меня мучает уже давно! Вы обратили внимание на странную вещь: ведь наши покойники путь от дома до кладбища совершают в одиночестве, в полном одиночестве? В доме еще хоть слышится плач, люди еще причитают, кричат, искренне горюют; на кладбище похороны представляют собой не больше, чем спектакль, но само шествие, последняя прогулка мертвеца по городским улицам — это одинокая прогулка от постели до могилы. Всеми покинутые и одинокие, люди уходят из своего жилища в безвозвратное.

Ф а б р и ц и (отойдя от алькова). Ja, das haben Sie sehr gut bemerkt, Herr Doktor! Bei den Leichenbegängnissen geht’s immer lustig zu! Das ist immer eine Art Vorstellung:[366] там говорят речи, горят факелы, люди идут под зонтами. Merkwürdig, bei Leichenbegängnissen sieht man immer Regenschirme![367] И вот еще, haben Sie nicht bemerkt?[368] Люди на похоронах всегда шутят! Alle Menschen erzählen Witze, sind geistreich![369] И вы правы: настоящие похороны — это путь через город до могилы: hier auf diesem Wege ist der Mensch vollkommen allein![370]