— К генералу идет доктор или к тому несчастному чахоточному, что живет с матерью, вдовой, на первом этаже справа? Чахоточный — страстный ницшеанец, «красивая душа и синий чулок» в интеллектуальном смысле. Бог знает, когда его зажег Ницше. У больного более трехсот книг — биографий, очерков и отдельных изданий философских трудов. Вся комната завешана фотографиями Ницше разных периодов; есть даже уродливо, грубо отлитый из гипса каким-то нашим дилетантом бюст Ницше, похожего больше на Кватерника; скульптура изображала какого-то тамбурмажора пограничного пехотного полка или канцеляриста со славонскими, балканскими усищами. У Ницще на этом скульптурном портрете был тупой нос и толстые, чувственные губы; жалкое произведение изобличало сразу неумелого автора. Но наш ницшеанец не сомневался, что скульптура — гениальное творение, а это в конце концов самое главное. У больного мания вырезать из газет и журналов и подшивать в папку все касающееся Ницше; он собрал уже целую коллекцию разных, заметок и время от времени редактирует их, как свой собственный научный труд. Больной говорит, что готовит монографию о своем кумире, и может рассказывать об этом целыми днями. Свою мать он мучает, сам живет, как собака, друзей и приятелей у него нет, компанию ни с кем не водит. Кралевич много свободного времени провел у его постели в спорах о Ницше. В доме электрический свет есть только у генерала и на первом этаже. Больной не выносит электрического света и мучается со свечами. Все чахоточные обычно несносны и капризны: этот немилосердно тиранит свою седую старушку мать, которая трогательно ухаживает за ним, расходуя на него свои последние, с трудом скопленные гроши; она — вдова маленького провинциального чиновника и после смерти сына останется на улице.
Близится утро. Доктор, наверно, вызван к генералу, чтобы сделать ему последний укол.
Кралевич снова вернулся к дивану. Он чувствовал усталость, сонливость и странную тяжесть в голове: словно пьянствовал две-три ночи, и оттого во рту горечь, словно разлилась желчь. Следовало бы лечь. Утром он должен бежать по неотложным делам в типографию, и трудно будет бороться со сном; людям больше всего хочется спать, когда нельзя. Бессознательно руки его потянулись к застежкам ботинок, затем он вяло стал снимать потрепанную, вонючую одежду.
В соседней комнате за дверью, заставленной старинным двустворчатым шкафом, что-то, будто свалившись, загремело громко, оглушительно; захрапела старуха хозяйка, потом послышались посвистывание и астматический хрип ее простуженных легких. Старуха — вдова мелкого почтового чиновника. У нее был сын, окончивший строительную школу, способный чертежник; на всех стенках ее комнат висят чертежи готических церквей и часовен в стиле барокко. В самом начале войны его потянуло в армию, и он погиб при первом же, вне всякого сомнения, безумном штурме Люблина австрийской кавалерией, когда драгунские полки по особому повелению Его Величества пошли в атаку в золотых касках, представлявших собой прекрасную мишень на много километров. Среди люблинских драгун в этой сумасшедшей кровавой атаке пал и единственный сын старухи; в комнате его жил Кралевич. Здесь еще остались чертежи церквей и строительных фундаментов, сделанные покойным, а также несколько фотографий, на одной из которых был снят он в драгунской форме. Шкафы пахнут мертвечиной, и Кралевичу часто ночью кажется, что кто-то усталый пришел, чтобы лечь в свою постель, стоит возле нее и ждет, когда жилец уступит ее хозяину: это стоит окровавленный кавалерист в покрытых люблинской грязью сапогах. Хозяйка храпит, словно кто-то смычком водит по разбитому контрабасу или пилит дрова. Кралевич, раздетый, растрепанный, неряшливый, давно не мытый, сидит на своей кровати, уставившись на свечу, догорающую на столе, с мыслями столь же растрепанными, как и его одежда. Пахнет стеарином, пламя свечи дрожит, тщетно силясь вспыхнуть ярче: стеарин военного времени, нечистый, суррогат.
— Почему хозяйка не захотела провести электричество? В коридоре и внизу у генерала электричество провели, а она не согласилась. Скряга эта проклятая старуха! Все плачется, что нет денег! Бедняга! Не снимает траур по сыну, в нем и помрет. Вечно у нее болят зубы. А сейчас вот храпит…