Избранное

— Не могу я своих братьев спасать, как и вашу репутацию, пусть все идет своим чередом.

Джукан велел увести Янко. Несколько секунд он колебался, вызывать ли Ягоша и Джорджие на допрос, и не мог придумать, что бы их спросить. А тут как раз подоспело приказание от Джуришича: довольно расследований!.. Главные преступники признали свою вину, а пособников изобличает уже то, что они взяты с поличным. День короткий, дела не ждут — надо торопиться.

На Гротуле

Во дворе сбились плотной толпой, чтобы лучше расслышать, что скажет Бечир. Он вышел, подбоченясь, на крыльцо, закричал, подавшись вперед:

— Братья поляне, потомки славных жителей пограничных с Тарой земель, вы, чьи храбрые предки героически сражались против турок и против австрияков, вы, кто всегда был достоин своих отцов и сам не жалел своей крови, можете быть совершенно уверены в том, что злейшие ваши враги, которые хуже всяких австрияков и турок, — выгребальщики, ямолазы, лихоимцы, убийцы и разбойники — разбиты, захвачены в плен и связаны и ждут справедливой кары. Я призываю вас сопровождать их до отведенного места и присутствовать при совершении казни, которую они заслужили!

Речь канула в тишину, как камень в глухой омут. Стоят, глазеют, ждут чего-то еще, а Бечир не знает, что прибавить, и не может ничего отнять. Никто не догадался раскрыть пятерню и похлопать как положено или как-то еще выразить одобрение тому, что слышал. Решение, которого люди дожидались, непроходимым комом стало поперек глоток, ударило по мозгам, отняв способность мыслить. Черные врата не кажутся такими страшными, когда они вдали от нас и закрыты, но едва распахнется их зев и оттуда потянет холодом подземных сквозняков, как человек сотрясается от напоминания о своей смертности и о грехе по отношению к ближнему. Так теперь сотрясались и поляне — они догадались, что перегнули палку. А кроме того, досадно им было, что дело выхватили у них из рук, и теперь это уж не их дело, не их расплата. Между ними и связанными встала третья сила, — как всегда, чужаки, пришельцы — и все перетасовали, извратили и испортили…

Когда конвойные вывели осужденных, все двинулись за ними без слов, хмурые, подавленные, как и приличествует похоронной процессии. Шагают, молчат, простуженно кашляют, соображая постепенно, что снова им нос натянули. Околпачили, вокруг пальца обвели, извратили задуманное, переиначив его в нечто непредвиденное и нежелательное. То, чего жаждали они увидеть, три дня предвкушая, была не погибель, не расстрел и не могилы, но публичное признание и униженное покаяние, чтобы на глазах у всех пали коммунисты ниц и тонкими голосами молили о прощении и тем самым сравнялись наконец с остальными полянами, черногорцами и сербами, еще раньше преклонившими колени и согнувшими твердые шеи перед жестокой силой. Чтобы унизились горные соколы и заплатили поклонами за свое зазнайство, и чтобы не задирали головы носители пятиконечных звездочек перед представителями пятой колонны, и чтобы, приспустив постромки, дали им пожить в унижении — ибо какая польза в победе без побежденных, признавших свое поражение и наглядно подтверждающих эту победу?.. Вот это было бы подлинное торжество, но именно его-то они и лишились…

Каркают вороны, скрипит под ногами снег, ржут под офицерами кони, пляшут на месте и норовят подняться на дыбы, встревоженные безмолвной толпой. В тишине слышится рокот Тары, нет-нет да перекроет его вороний крик, а потом снова улетает стая и вступает в силу речной шум, только человеческий голос не слышится, как будто на него запрет наложен.

Джуришич спрашивает Бечира:

— Что это они, как онемели?

— Ягоша жалеют, — ответил Бечир первое, что ему пришло на ум.

— Думаешь, правда жалеют?.. Мало им было его демагогии?

— Зато он к людям подход имел, если не что иное, так хоть слово красивое для каждого у него находилось.

— Раз так, давай и мы ему красивым словом отплатим — это по твоей части. Предложи ему отречься от Маркса вкупе с остальным иконостасом, в обмен на сохранение жизни. Он согласится, конечно, — и дерьмо слаще смерти.

— Согласится, куда ему податься.

Остановились у моста на Мойковац, поджидая, пока подтянутся и сгрудятся крестьяне, жаждущие поворота событий, — чтобы всем были слышны слова милосердия, давно уже не оглашавшие эту округу. Бечир с коня возвысил голос:

— Ягош Рабрен, откликаясь на мою просьбу, как и на просьбы моих и твоих давнишних друзей и кумовьев, наш славный воевода Павле Джуришич изъявил согласие оказать тебе особую милость. Если ты отречешься от партии и сообщества, к которому принадлежал, откажешься от подчинения злодейскому руководству, слепым орудием которого ты был, если отступишься от бунтовщической идеологии и идеи коммунизма, тебе будет дарована жизнь!