Избранное

— Наши их уже обскакали, чем же ты недоволен?

— Не недоволен, наоборот, радуюсь, что не все такие. Некоторые одумались. Глядишь, за войну и остальные поумнеют.

В день отправки нас вывели на тротуар перед почтой — перевозить должны были как тюки, в грузовиках. На противоположном тротуаре собралась толпа — кто пришел поглазеть, кто полюбоваться, как изгоняют остатки коммунистических элементов, но были и такие, которым хотелось помахать нам на прощание. Прибыл грузовик, приказали грузиться, мы взобрались, устроились в кузове. Шофер сунул нос в мотор, обнаружил неисправность, не работала какая-то трубка, нас с грузовика согнали, а шофера отправили устранять поломку. Вдруг Станин взбрело попричитать, повыть как на кладбище, и начала она без спроса и пожеланий слушателей:

Ох, уж гонят нас на чужбину далекую
В казематы студеные да в подвалы во темные,
Там и проволока-то колючая, и болезни неминучие,
А вы дома остаетесь во довольствии да в сытости,
Будут у вас деньги и добра всякого в изобилии,
Хорошо вам здесь на консервах да на хлебушке,
Но держать вам ответ перед миром, перед детушками,
Ох, держать вам ответ, четники, земли и рода своего изменники…

Знай себе голосит без умолку, тянет, заливается до самых небес, и никому в голову не приходит прервать ее. Среди нас ее не заметно, вот и кажется, будто голос доносится откуда-то сверху, из-за крыш, с невидимого балкона. Шарят люди глазами поверху, крутят головами, удивляются и уповают лишь на то, что ненадолго хватит у нее дыхания. Из толпы вышел старик в белой чалме поверх фески, ходжа Софтич, отец Смая. Пересек улицу и остановился перед нами, ждет, когда у Стании иссякнет боезапас.

— Смайо, сын мой, — начал он, поднял палец и продолжил, повысив голос: — И вы, его товарищи! Путь, которым идете, вы избрали сами, так будьте же счастливы!.. Никто вас не наущал и не принуждал, вы сами этого захотели. Знали, что вас ждет, было время свернуть на другую дорогу, вас туда манили, соблазняли, но вы стояли на своем. А раз так, пусть не посетит вас ни раскаяние, ни сожаление, не глядите по сторонам, будьте и впредь едиными. Если же нам суждено вас потерять, пусть воспоминания останутся светлыми, чтобы мы могли вами гордиться!

Выпрямился старый мусульманин, сжал кулачок, показывая, какими монолитными мы должны быть, глаза у него заискрились синими молниями, будто электричество из них заструилось и пронзило нас до самых сердец: если мы до сих пор не знали, кто мы такие, теперь знаем!.. Лишь один коматинец догадался крикнуть:

— Спасибо тебе, отец! — А горожане одобрительно зааплодировали.

Прибыл грузовик, мы погрузились, крестьяне из верхних сел затянули песню, и мы тронулись навстречу начавшемуся снегопаду. С песней выехали за город, словно радовались, что наперекор всему поем о том, куда нас засылают, точно мы — свадьба без невесты и флагов. И потом, когда проезжали деревни, песня взлетала сама собой. Подъехали к моей Брезе: опустевшее село укрылось под снегом, только и видны две-три крыши да копны кукурузных стеблей возле них. У постоялого двора шофер остановил машину — всегда у них какие-то свои делишки с хозяевами, чем-нибудь да спекулируют. Из корчмы выбежал мой родственник Чоро — взглянуть, кто проезжает и нельзя ли чем поживиться. Кончился у Чоро табак, просто с ума сходит мужик без курева — запродал бы и родную мать за цигарку, даже самую тонюсенькую. Когда увидел меня и сообразил, что нас увозят в Албанию, глазенки у него так и заиграли, решил этим воспользоваться, ведь он только и думает, как бы все себе на пользу обернуть. Прошлой осенью итальянцы прислали в Брезу роту албанцев охранять дорогу от партизан, устраивавших диверсии и налеты. Тихие были албанцы, даже не верилось, — ни грабежей, ни насилия себе не позволяли. Чоро познакомился с ними и накрепко сдружился. Но когда четники, получив от итальянцев оружие, стали охранять дорогу сами, албанцы вернулись восвояси, и вот теперь Чоро просит передать им, чтобы они, если снова явятся, прихватили с собой табаку и бумаги для самокруток. Спрашиваю его:

— Зачем им приезжать, коли вас и без них хватает?

— Может, все еще переменится.

— Как же, по-твоему, я их найду?

— Из Скадара они.

— Уж не думаешь ли, что меня гонят на прогулку по Скадару?

— А вдруг будут в охране? Тут в разговор вступила Стания.