Избранное

Цэвэлжид, собирая вещи, без конца причитала:

— Надо же такому дню случиться! Вчера ведь было ясно. Что за напасть такая?.. И почему обязательно в такой день надо кочевать?

Ее упреки, разумеется, относились вовсе не к небу, они прямо предназначались Цокзолу. Ей бы хотелось, воспользовавшись непогодой, остаться в родных местах и никуда не откочевывать.

Цокзол все прекрасно понимал и поэтому ни слова не обронил, пока не кончили укладывать вещи.

Улдзийма отмалчивалась, не желая становиться ни на чью сторону. У нее сейчас одно было на уме — поскорее отправиться в путь, поближе к своим сверстницам, и она проворно помогала родителям.

Когда все было готово, Цокзол подсел к еще дымящемуся очагу, закурил, выпил чаю и, глядя на небо, проговорил:

— Думаю, скоро прояснится… Цэвэлжид! А ты не хочешь чаю? И ты тоже, Улдзийма… — Он повернулся к дочери и подал ей чашку.

Цэвэлжид в это время подбирала сор: нельзя, откочевывая, оставлять после себя на старом месте грязь и мусор.

— Улдзийма! Ты попей, а я, пожалуй, не буду… Не вздумай только выливать остатки, принесешь сюда!

Испокон веков считалось плохим предзнаменованием разливать, пусть и нечаянно, кумыс, молоко, чай и любую другую жидкость на старом стойбище в день перекочевки, а на новом месте, наоборот, все позволялось — это считали добрым знаком.

Улдзийма с удовольствием выпила чай, а остатки отнесла матери, которая к этому времени успела закончить уборку. Та взяла чайник и принялась засовывать его в угол сундука, уже навьюченного на верблюда, но задела вьюк другого верблюда, с бурдюком, — немного кумыса пролилось на землю.

Цэвэлжид, испуганно вскрикнув, тут же наклонилась, коснулась пальцами мокрой земли, обмазала себе лоб и стала причитать:

— Боже! Не к добру это… Кто знает, как теперь доедем…

Цокзол тоже расстроился — в душе он и сам был человеком суеверным.

Боясь, что встревоженные верблюды начнут толкать друг друга, Цэвэлжид быстро подошла к головному и повела его, а за ним тронулись и остальные. Цокзол тоже оседлал своего скакуна. Улдзийма, пристроившись за вьючными верблюдами, в хвосте каравана, погнала овец.

По-прежнему накрапывал дождь.

Так айл Цокзола оставил свое родное кочевье и отправился в Хангийн-Хундуй, где ждала их новая, неведомая жизнь. И сколько таких кочевий было оставлено на необъятных просторах Монголии, жители которых отправлялись строить новую жизнь!

Ах, родные кочевья! Заросли вы теперь травой, и навсегда стерлись с лица земли ваши следы.

Глава шестая

Словно стая перелетных птиц, слетелась в долину Хангийн-Холой большая группа юрт, и она от обилия скота запестрела узорчатым ковром.

Члены объединения «Дэлгэрхангай-Ула» были довольны, и не только тем, что выбрали хорошее место для стойбища. Ведь им впервые удалось собраться вместе, одной семьей.

Они были твердо убеждены, что так будет веселее и дружнее работать. Но, пожалуй, больше всех был доволен дарга Данжур. Тому были свои причины. Во-первых, он считал, что так постепенно можно будет приучить людей к коллективному труду, а заодно и выбрать подходящее место, чтобы окончательно осесть и объявить Хангийн-Холой землей объединения. С другой стороны, его не менее радовало и то, что все айлы охотно согласились на совместную кочевку.

Семья Цокзола тоже решила перекочевать в тот же день в Хангийн-Холой, но обосноваться в местности Аман-Ус, откуда хорошо просматривались бы юрты, расположившиеся в долине.

День выдался дождливый, и Цокзол спешил. После полудня дождь усилился. Цокзол с женой и дочерью, едва успев разгрузить все свое имущество, тотчас же взялся собирать юрту. Не оставаться же им под проливным дождем без крыши над головой, да к тому же еще со скарбом.

Помогая мужу собирать юрту, Цэвэлжид, не скрывая своего недовольства, успела ехидно заметить:

— Говоришь, объединение, объединение, а куда же оно делось? Люди, можно сказать, в такую беду попали, а эти все в свои норы попрятались. Вот тебе — все за одного, один за всех! Признался бы уж, что обманывал меня…

— Что ты мелешь! Давай связывай стены! С юртой надо как можно быстрее управиться, а ты тут разводишь всякую болтовню! — зло крикнул Цокзол. От волнения у него и так ничего не клеилось, а тут еще жена подбавила масла в огонь.

Улдзийма молча таскала под наспех сколоченный навес вещи. Услышав перебранку родителей, она заступилась за отца:

— Вот всегда ты, мама, так, без упреков не можешь обойтись! Откуда же им знать, что мы здесь маемся? Если бы знали, наверняка бы пришли на помощь.

Улдзийма определенно была на стороне отца, хотя и не успела во всем как следует разобраться. Правда, она много читала в газетах о разных объединениях, но до конца понять, что же это такое, так и не смогла. И тем не менее она поддерживала отца и радовалась его решению.

Но Цэвэлжид не хотела сдаваться:

— Надо же! Какими революционерами все стали! Видать, я одна осталась темной недоучкой.

Однако никто ей и не перечил.