Избранное

Дождь усиливался, и Улдзийме очень хотелось, чтобы кто-нибудь их заметил и помог. Она частенько посматривала в долину, но оттуда никто не ехал. И все-таки именно она первой разглядела всадника, появившегося из-за холмика с восточной стороны, и стала следить за ним, боясь, что он не заметит их и проскочит мимо.

Она уже собралась крикнуть, но в этот момент всадник повернул своего коня прямо на них.

Едва успев закрепить стены, взялись стыковать решетчатую стену и дверь. Надо было вставить жердь в отверстие верхнего круга и закрепить ее на штырях решетки — после этого уже ничего не стоило натянуть крышу и покрыть войлоком стены юрты.

Цокзол стоял в середине юрты, держа над головой внутренний обод тоно с крестовиной, а Цэвэлжид с дочерью пытались завести жердь, но у них ничего не получалось. У Цокзола онемели руки, и он уже стал кричать на своих. В это время к ним и подъехал всадник. Это оказался Базаржав. Он проворно спрыгнул с коня и бросился помогать женщинам. При этом успел поинтересоваться у Цокзола:

— Как прошла кочевка?

Одна из жердей была наконец установлена, и на ней закрепили обод тоно. Только теперь Цокзол вышел из юрты и ответил:

— Перекочевали-то благополучно, но вот упустили время и попали под дождь. Сам видишь. — И повернулся к своим: — А вы поторапливайтесь, начинайте таскать вещи, не то намокнет все. — Потом, взявшись за очередную жердь, спросил у Базаржава: — Что нового? Где был? Нашел ли своих лошадей? — И показал рукой: — Эта жердь, кажется, от притолоки, не перепутай!

А Базаржав, хотя и хорошо знал Цокзола, смотрел на него сейчас с удивлением. Его мокрое обветренное лицо показалось ему суровым, да и весь он был словно высечен из гранита, на который лег утренний иней. «И как у такого здоровяка могла родиться такая нежная, хрупкая, словно горная серна, дочь?» — подумал он и ответил:

— Да тут, съездил недалеко.

На самом же деле он был на вершине Номгона — высматривал оттуда Улдзийму, чтобы перехватить ее во время перекочевки и поговорить. Однако она все время ехала с караваном, и он не решился приблизиться к ней при родителях. А когда дождь усилился, решил заехать в какой-нибудь айл и переждать там — так и пропустил их.

— Я все время расспрашиваю людей, но пока твоих лошадей никто не видел, — сообщил Цокзол.

— Лошади-то, говорят, были купленные, да притом еще откуда-то издалека. Наверно, к себе убежали.

На этом разговор о лошадях оборвался, и они, покончив с жердями, взялись за прокладки между стенами юрты. Улдзийма продолжала таскать вещи, а Базаржав украдкой поглядывал на нее и улыбался.

В том-то и заключается тайна любви, что ей не нужны слова. Влюбленные сердцем чувствуют друг друга и переговариваются меж собой взглядами. Они всегда найдут место и время, чтобы раскрыть друг другу свои сокровенные чувства. Так и здесь шел безмолвный разговор влюбленных сердец.

Цэвэлжид уже давно гремела посудой и суетилась у очага, готовя еду и чай. При этом она не переставала приговаривать:

— Вот молодец-то, сынок! И вправду хороший человек всегда вовремя поспевает, а что бы мы делали без тебя — до нитки бы промокли…

Что и говорить, Базаржав был рад ее словам. Дождь еще больше усилился — лил как из ведра. Цокзол с Базаржавом едва успели управиться с юртой и, накрыв стеганым войлоком остатки вещей, забежали под крышу.

Постепенно ливень перешел в мелкий, но густой дождик.

— Вот поливает! Не успел обежать юрту, как насквозь промок. Смотрите-ка! — вертел свой тэрлик Цокзол.

В юрте стелился густой дым от аргала, и лишь тусклый свет просачивался в открытую дверь. Пока Цокзол с Базаржавом занимались юртой, Улдзийма с матерью почти все расставили внутри, только пол еще не успели застелить, и поэтому пришлось усесться прямо на землю. Цэвэлжид хлопотала у очага и не могла скрыть своей радости.

— Вовремя управились… И все благодаря Базаржаву. Ну что это такое? Прямо на землю постороннего человека усадили! Подай-ка хоть стеганый тюфяк! — обратилась она к дочери.

Базаржав в душе обиделся, что Цэвэлжид назвала его посторонним человеком, но тем не менее, продолжая курить, сказал:

— Ничего-ничего! Не беспокойтесь!

Цокзол тоже вытащил кисет, набил трубку и, прикуривая у Базаржава, мягко спросил:

— Сынок, а ты седло-то занес?

— Не успел, но это не страшно — я накрыл его чепраком.

— Да что ты! Надо занести, а то подпруги намокнут!

В этот момент Улдзийма принесла ему тюфяк, и он, не посмев отказаться, сел на него. Конечно, Базаржаву было приятно, что его так принимают, но он все еще стеснялся Цокзола и с трудом скрывал волнение.

К вечеру дождь прекратился.

Цокзол в тот день не успел натянуть веревку для привязывания жеребят, и теперь они резвились в табуне.

Базаржав стал собираться в дорогу.

— Будет время, заезжай, сынок! Поможешь бычка зарезать, — не забыл пригласить его Цокзол.

Тот, даже не спросив, когда нужно приезжать, только буркнул в ответ:

— Как-нибудь приеду.

Базаржаву очень хотелось на прощание поговорить с Улдзиймой, но он не знал, как это сделать. Наконец придумал.

— Попридержите пса.

Цэвэлжид тут же напустилась на дочь: