Избранное

— Да что ж это ты!.. Вот горе! Иди быстрее!

Улдзийма вышла из юрты, и Базаржав последовал за ней. Догнав девушку, он поманил ее пальцем, а сам, не останавливаясь, направился к своему скакуну. Улдзийма послушно пошла следом, и когда она поравнялась с ним, он сказал ей:

— Я ждал тебя на перегоне и не дождался…

— Правда?

— А ты как думала? Ждал, ждал, но тебя точно привязали к твоим овцам…

— Не могла я мать одну оставить.

В юрте громко кашлянул Цокзол, и они испуганно оглянулись. Базаржав легко вскочил в седло, а Улдзийма вернулась в юрту. Вот до чего пугливой бывает иногда любовь…

Наутро Цокзол наконец-то натянул веревки для привязывания жеребят и отправился за табуном. Когда он перед малым полдником пригнал его домой, то заметил у своей коновязи пять-шесть оседланных лошадей.

В ту же минуту из юрты появился Носатый Жамба, за ним еще несколько человек. Подойдя к Цокзолу, гости чинно осведомились:

— В сохранности ли твой табун? Все ли с ним ладно?

Затем они стали помогать ему отделять жеребят от кобылиц. Но сделать это оказалось не так-то просто — жеребята за сутки успели привыкнуть к свободе и теперь резвились вовсю. Мужчинам едва удалось справиться с ними. Покончив с делом, сели перекурить. Одни взялись нахваливать лошадей Цокзола, другие — вспоминать легенды о знаменитых скакунах.

Цокзол любил, когда говорили о его лошадях, и теперь тоже, обрадовавшись начавшемуся разговору, старался вовсю, расписывая достоинства каждой понравившейся им лошади. Все прибывшие, за исключением Носатого Жамбы, были членами объединения. Поэтому-то Цокзолу было с ними особенно легко — скрывать что-либо от единомышленников он не собирался.

Продолжая разговор о лошадях, они направились к юрте. Тут-то Носатый Жамба и заявил:

— Таких лошадей отдавать в объединение! Как подумаю об этом, на душе черно становится.

— Почему? — удивился Надоедливый Намжил.

— А как же! Ведь по своему усмотрению ими уже не распорядишься… Свое есть свое! Захотел — заколол! Захотел — куда надо поскакал! Я, может, и не прав, но ты сам посмотри, табун-то у него какой! Он сейчас как раз в рост пошел. Через пару годков все бы ахнули от зависти…

— Да что тут говорить! Я сам давно завидую Цокзолу! — поддержал его один из гостей.

— А какая разница, где будет скот — дома или в объединении? Не все ли равно? Думаешь, там наши табуны смешают? — ответил Намжил.

— Наверное, ты прав, — улыбнувшись, согласился Жамба.

А у Цокзола словно оборвалось что-то внутри, и он подумал: «Действительно, года через два мой табун мог бы стать хоть куда, на зависть всем…»

В юрте они налегли на кумыс, и разговор пошел веселее. Вдобавок Цэвэлжид стала угощать их самогоном, от чего гости быстро захмелели. Тут Носатый Жамба пододвинулся к Цокзолу и зашептал:

— Ты, я вижу, собираешься в объединение вступать, а я, брат, повременю… Мы с тобой давно знакомы, и ты меня хорошо знаешь… Так что, я надеюсь, ты не откажешься выделить мне несколько лошадей от своего табуна.

Цокзол не совсем понял его просьбу, но все же ответил:

— А что ж! Можно и договориться!

Жамба затянулся и, пуская в потолок дым, продолжал:

— Ты, наверно, не обидишься, если я признаюсь, что уже успел присмотреть нескольких… Вот их-то мне бы и взять… А лошадки у тебя, что и говорить, просто загляденье.

Здесь к разговору присоединился Жамьян. Нарочито громко обращаясь к Цокзолу, он сказал:

— Лошадки-то ведь твои здесь и останутся, в нашей же впадине. Никуда их не угонят. До того как сдать свой скот в объединение, надо ими как-то воспользоваться… Другого такого счастливого случая может и не представиться… Овец-то с тобой вовремя сбыли…

Жамба оглядел всех своими помутневшими глазами и, явно надеясь урвать выгоду для себя, стал нахваливать Цокзола:

— Со скотом теперь просто беда! Требуют выращивать, а вырастишь много — сами начинают упрекать: разбогател, мол! С одной стороны, Цокзол наш правильный путь выбрал! Действительно, сдал свой скот, и баста — никаких налогов. Так ведь? А с другой стороны, не надо забывать — сейчас самое благодатное время, чтобы кое-что в свой сундук положить…

Носатый Жамба был середняком, слыл азартным игроком и не однажды за разные делишки привлекался к ответственности. Было время, когда он вдруг лишился дара речи и три года разговаривал с односельчанами на пальцах. Но потом съездил в город и тут же заговорил.

— Врачи — это сила! Вылечили каким-то лекарством, — любил повторять он сам. Люди же говорили, что он схитрил, чтобы избежать призыва в армию.

Правда, его все уважали за находчивость и смекалку — при необходимости он мог хоть из-под земли достать то, что другим было не под силу.

И вот он с Цокзолом начал торговаться, а остальные внимательно наблюдали за ними, словно за борцами, схватившимися на надоме. Торг затянулся — они что-то долго не могли сойтись в цене. Между тем Намжил, видать, крепко захмелел, и его потянуло с кем-нибудь потолковать по душам. На глаза ему попалась Цэвэлжид.