Избранное

Дом субпрефекта освещен. Это настоящая иллюминация: на шести окнах — шесть подсвечников со стеариновыми свечами. В гостиной на потолке большая бронзовая лампа, под лампой — два стола, сдвинутых вместе и покрытых серой скатертью, вышитой красными, желтыми и синими нитками — это национальные цвета. Скатерть вышита самой госпожой Гиолицей еще в то время, когда она была воспитанницей с похвальными грамотами в пансионе монахинь в Галацах.

Вокруг столов — приверженцы субпрефекта, представители всех партий, мелкие чиновники всех мастей, сплоченные вокруг нового субпрефекта.

Господин Ницэ, субпрефект, отхлебывает кофе и лениво покуривает сигарету, вставленную в почерневший янтарный мундштук. Пепел он старательно стряхивает на блюдце.

У господина Ницэ продолговатое лицо, седые волосы и густые усы, словно приклеенные к губе. Он высокий, худощавый, вид у него болезненный. Приехал он совсем недавно, в самый разгар предвыборной страды, чтобы поддержать «партию в волости Думбрэвь, которая, по правде сказать, еще не избрала себе лидера».

Напротив него — госпожа Гиолица. Она пухленькая, приземистая, с черными завитками волос на лбу, краснощекая, экспансивная, глаза у нее большие и быстрые, рот широкий; нервическая, чуть отвислая нижняя губа госпожи Гиолицы подергивается, когда она начинает или заканчивает свою речь.

Она в шелковом платье лимонного цвета.

Пришел и ее черед, на сей раз она повелительница свергнутой деспотической гидры. Довольно с нее тех унижений, которые «она, женщина из хорошего рода, терпела под гнетом развратников».

Госпожа Гиолица стучит кулаком по столу. Она требует, и господин Ницэ должен повиноваться.

Она молода и полна сил, а господин Ницэ стар и хил, он не смеет возражать.

Все остальные, расположившись вокруг господина Ницэ и госпожи Гиолицы, пьют кофе и курят. Адвокат Чиупей, тот, что произносил речь, поглаживает черные длинные бакенбарды; он не спускает глаз с госпожи Гиолицы. Адвокат Андрин — невысокий старик с невероятно длинными белыми усами и генеральской бородкой клинышком; он плешив, макушка у него желтая, сморщенная, щеки отвислые и словно отливают серебром, потому что он уже несколько дней не брился. Андрин — крестьянский адвокат, с той поры как его сын сделался помощником «судьи» в этом же самом местечке Некуле. Его политические взгляды «подозрительны», немного «запутаны», потому что он был старостой во время режима деспотической гидры. Рядом с Андрином — председатель временной комиссии. Это старик в круглых очках, завязанных на затылке двумя шнурками; лицо его и особенно усы, неумело подстриженные ножницами, наводят на мысль, что он простой мужик, а не помещик и уж во всяком случае не председатель временной. На нем длинное до пят летнее коричневое пальто, выгоревшее на солнце. Голова его дергается, и он быстро бормочет: «Нн-да, нн-да», даже когда все молчат. Напротив них — бывший арендатор базара в Некуле; он молод, усы у него рыжие, глаза синие, в правом ухе серебряная серьга. Он отхлебывает большими глотками кофе и улыбается; в его нервной улыбке проскальзывает негодование, которое он выскажет здесь, у господина Ницэ, чтобы раз и навсегда стало ясно, «где есть деспотическая гидра и где ее нет». Слева от него, возле госпожи Гиолицы, волостной лекарь, высокий и костлявый мужчина; он утверждает, что после кофе две-три рюмки рома — «отличное средство, замечательное средство, особенно против микробов, которые так и кишат в воздухе миллиардами миллионов, кишат повсюду и даже в доме господина субпрефекта». Рядом с субпрефектом сидит начальник почты и телеграфа, назначенный на этот пост еще гидрой; но он «готов умереть за новую партию: он подвергся гонениям, его по праву должны были назначить не сюда, а в Слатину». Телеграфист Прикор, мужчина рослый и сильный, не дурак выпить, ни в чем не знает устали; он будет «главной опорой действий» во время выборов делегатов, о чем сам и доложил госпоже Гиолице, как только услышал из уст префекта Колибана, что новым субпрефектом будет господин Ницэ, человек деятельный и ярый оппозиционер; он стал таким с тех пор, как деспотические политиканы сместили его с поста субпрефекта.

Кроме того, за столом еще около десяти местных адвокатов, но не таких, как Чиупей и Андрин.

В десять часов субпрефект встает, стучит кольцом по стакану и говорит взволнованным голосом:

— Господа, заседание открыто. Пусть каждый скажет свое слово. Опасность велика, опасность огромна, и все мы ее сознаем! И поэтому (он кашляет и вытирает усы, глядя на их кончики)… и поэтому заседание открыто. Гиолица, дорогая, пусть принесут вина… и поэтому… ввиду того, что опасность велика… надо просить слова.

Господа, всем должно быть хорошо известно, что я даю слово только тем, кто хочет говорить.

Госпожа Гиолица зовет слугу.

Приказывает принести вина.

Появляется вино.

Госпожа Гиолица просит слова.

Лекарь уверяет, что «и вино помогает против микробов».

Гиолица берет слово.