Избранное

Все ждут в глубоком молчании. Слышится только бульканье вина, наливаемого в большие хрустальные стаканы, на гранях которых играет свет лампы.

— Господа, — начала госпожа Гиолица, опершись на сжатые кулаки, — господа, здесь идет речь о политике большой или малой?

— Разумеется, о большой, — ответил адвокат Чиупей, поглаживая бакенбарды и пожирая Гиолицу глазами.

— О большой, — пробормотал председатель временной, дергая головой, — н-н-да, н-н-да, понятно, о большой…

— О большой! — завопил телеграфист Прикор. — Мы безусловно признаем только самую большую…

— Раз так, — продолжала госпожа Гиолица, опьяненная своим успехом, — мне необходимо сказать вам, что творит деспотическая гидра политиканов, какими темными делами она ворочает, да еще тайно; у них нет мужества, у этих бывших подлецов, они не выдают своих политических секретов.

— И поэтому… ввиду того, что опасность велика, — вставил субпрефект, поднося стакан ко рту, — мы должны быть все как один…

— Не перебивай меня, Ницэ! Не перебивай меня! — закричала госпожа Гиолица. — На самом деле это даже больше, чем темные дела! Грязные политиканы волости объединились, и лидер их находится в Слатине — это бывший генеральный директор Табачного управления, а его подручный в Горунье — это бывший депутат первой коллегии. А мы, господа (Гиолица потрясает поднятыми кулаками), мы, жители Некуле, находимся между двух огней: между Слатиной и Горунью!

— Между двух огней? — изумленно спрашивает временный, широко раскрывая испуганные глаза. — Да-н-н-нда, н-н-нда, что же делать?.. Что же делать?

— И поэтому… ввиду того, что опасность велика… — перебил субпрефект, кашляя и берясь за стакан с вином.

— Позволь уж мне, Ницэ! — взвизгнула госпожа Гиолица, грозя ему кулаком. — Мы находимся между двух огней, между лидером и его подручным, между Слатиной и Горунью… но всего ужаснее, господа, что огонь пылает и здесь, среди нас!

— Даже в Некуле? Даже и у нас темные дела? — удивился старик Андрин, бывший старостой во время деспотической гидры.

— Ну, уж этого я себе не представлял, н-н-нда, — забормотал председатель временной, дергая головой, — н-н-нда — н-н-нда… не представлял, клянусь своей жизнью, а я уже человек старый!

— А вот я уверен и даже безусловно уверен, — заявил, подымаясь, телеграфист Прикор, — и готов разгромить их главную опору действий!

— И я уверен, даже больше того — убежден, это же ясно как божий день! — заорал бывший арендатор базара в Некуле. — Я уверен, и напрасно господин Андрин удивляется. Почему именно они, их благородие, бывший примарь гидры, представляются удивленными? Я, например, не удивляюсь. Уши оппозиции находятся даже здесь, среди нас. И господин Андрин знает это прекрасно. О-о-о! Он знает это лучше нас всех!

— Я протестую! Я протестую! — возмутился старик Андрин, поднимая правую руку (рука его дрожала). — Я протестую! Люди меня знают! Никогда я не был против правительства! Ни одно правительство не жаловалось на меня! Больше того… я готов и сейчас…

Госпожа Гиолица стукнула стаканом по столу и снова взяла слово:

— Господа, я вам сказала, что огонь — даже здесь, в волости! Огонь над нашими головами, если можно так выразиться!

Председатель временной вздрогнул и посмотрел вверх, но, не видя никакого огня, пробормотал несколько раз: «Нн-н-ннда, н-н-нда» — и поднес ко рту стакан с вином.

— Господа, и чтоб доказать вам, что огонь — вот здесь, перед нами (перед ними стояли четыре большие бутылки с красным вином), мне сто́ит только спросить вас: где находятся наши помещики? Они в объятиях гидры! Они запутались в темных делах! Где находятся наши адвокаты? Где? Отвечайте мне!

— В объятиях гидры!

— Где находятся мелкие землевладельцы?

— В объятиях гидры!

— Где находятся жены помещиков?

— В объятиях гидры!

— Где находятся жены адвокатов?

— В объятиях гидры!

— А вы знаете, кто ворочает всеми темными делишками здесь, в Некуле?

— Кто? Кто?! — закричали все, вскакивая.

— Бывший судья, бывший подлец, бывший бандит, адвокат Панаитеску!

— И он подожжет село? — пробормотал председатель временной.

— Он? он? он? — завопил телеграфист Прикор и опрокинул бутылку с вином, но тотчас же так быстро подхватил ее, что ни одна капля не вылилась. — Это он бросил крупных и мелких землевладельцев, адвокатов и их жен в объятия гидры? Он? Ну хорошо, господа, решайте, что с ним делать, и я сделаю!

— Ион, принеси еще четыре больших бутылки с красным вином, — приказал субпрефект, показывая четыре пальца.

— Этого человека надо стереть с лица земли! — закричала госпожа Гиолица, рассекая воздух рукой, словно саблей.

— Стереть с лица земли или переубедить, — предложил телеграфист Прикор, взмахивая рукой так, будто дергал кого-то за волосы. — Но переубедить… как следует… по-настоящему… неукоснительно… как можно лучше, в полном смысле этого слова!

— Надо переубедить подлеца, — добавил лекарь, который все пил не переставая. — Как следует переубедить, ведь он сделался средоточием оппозиционных микробов.