Избранное

— Переубедить этого подлеца из подлецов, — поддержал субпрефект, выпивая седьмой стакан вина.

— Переубедим его завтра же вечером! — завопил телеграфист. — Он приглашен на именины к Илие-греку, и мы все приглашены туда, пойдем, пойдем все как один и такую ему покажем политику… и так переубедим его, что он с копыт долой — трах, шлеп, хлоп, трах!

Так кричал телеграфист Прикор, и только ярость госпожи Гиолицы могла бы превзойти его неистовство. Почесывая правую ладонь, он надрывался:

— Ах-аах-ах! Почему здесь нет бывшего подлеца, бывшего бандита, я бы переубедил его одним ударом!

— Очень хорошо, мы его переубедим, — вмешался бывший арендатор базара в Некуле, — переубедим; но если речь идет о большой политике, что будет со мной? Со мной, с базаром, арендованным за мой счет господином председателем временной? Я же потеряю все!.. И почему я должен терять, когда я ваш и целиком с потрохами отдаюсь господину Ницэ и господину правительству? Я хочу знать, где есть деспотическая гидра и где ее нет! Моя карьера юного молодого человека погублена бывшим примарем. Вот он здесь среди нас — весьма любимый и почитаемый господин председатель, который в Слатине выслуживается перед лидером противников, бывшим генеральным директором табачных дел. Я так понимаю политику: дважды два — четыре? Верно! Уплатил — получай! Господин Ницэ — помощник префекта? Верно! Лекарь — волостной лекарь? Верно! У Прикора — почта? Почта! Чиупей в фаворе? В фаворе! Господин Андрин — адвокат, а его сын помощник судьи? Верно! А я?.. Даже рынок у меня отобрали! Как я выкручусь? Ну, право, как же я выкручусь?

И, закончив свою речь, бывший арендатор базара, едва сдерживая гнев, схватил шляпу.

Старик Андрин съежился и вытер пот с желтого морщинистого лба.

Председатель временной пробормотал «н-н-нда, н-н-нда», разглядывая ногти.

Госпожа Гиолица несколько раз порывалась что-то сказать, но промолчала, стиснув зубы.

Лекарь, залпом выпив стакан вина, заявил: «Микробы оппозиции витают в воздухе миллиардами миллионов, витают даже и здесь, в доме господина субпрефекта».

Адвокат Чиупей разгладил бакенбарды; между пальцами у него остался черный длинный волос, и он дунул на него, глядя, как тот уплывает по воздуху.

Субпрефект, откашлявшись несколько раз, взял слово:

— Эх, молодость, молодость! Сразу видно, что ты неопытен. Разве мы сказали, что лишим тебя рынка? Он твоим и будет!.. Твоим, понимаешь? А господин председатель временной будет избран старостой. Он уступит (субпрефект указал на председателя), и мы уступим (он указал на себя).

— Ну, тогда другое дело! — восторженно согласился бывший арендатор базара.

— Вот это верно, н-н-нда, — пробормотал временный, — он уступит (председатель ткнул указательным пальцем в префекта), и мы уступим (и он ткнул себе пальцем прямо в грудь). Н-н-нда… и мы уступим!

Мир восстановлен. Энтузиазм вновь возрастает.

— И поэтому… ввиду того, что опасность велика, — снова начал субпрефект, опьяненный вином и успехом своей дипломатии, — ввиду того, что опасность велика… и мы все ее сознаем… мы должны объединиться и завтра же вечером переубедить бывшего подлеца!

— Он заслуживает этого, — вставил адвокат Чиупей, глядя в глаза госпоже Гиолице, — ибо он затевает и нечто более худшее, чем темные политические дела. Если бы вы только знали, госпожа Гиолица, и вы, господин Ницэ! Если бы вы только знали, вы бы его окончательно стерли с лица земли!

— Что? — закричала Гиолица, вспыхнув; она кое-что знала. — Что, господин Чиупей? Говорите, господин Чиупей, говорите немедленно, иначе я умру тут же на глазах у всех!

— Говори, Чиупей, я тебе приказываю! — повелительно крикнул господин Ницэ, опрокидывая стакан и заливая стол вином. — Я тебе приказываю, Чиупей, и когда опасность велика и я приказываю, тебе надо подчиниться; даже если бы я тебе приказал молчать, ты все равно должен был бы говорить! Я таков: если приказываю, то уж приказываю!

Субпрефект умолк, ударив кулаком по столу и опрокинув стакан вина.

Все застыли, устремив глаза на Чиупея.

— Он плетет небылицы о любви, — сказал Чиупей, потупившись. — Не знаю, что… не знаю, какого характера… любовь… отказ… ревность… он… госпожа Гиолица…

— Что?! — закричала госпожа Гиолица. — Да как он посмел равняться со мной?

И, кусая пальцы от злости, она заплакала и бросилась на шею субпрефекту.

— Послушай, Ницэ… послушай, Ницэ… если ты в силах… отомсти за меня, Ницэ! Отомсти!

Госпоже Гиолице сделалось дурно.

Субпрефект и адвокат Чиупей унесли ее.

Судорожно дрыгая руками и ногами, Гиолица вопила истошным голосом: «Отмщение! Отмщение!» — хотя, как и все другие, она была убеждена, что потеряла сознание.

Субпрефект и адвокат Чиупей уложили ее на постель в спальне.

У Гиолицы все время судорожно дергались то ноги, то руки.

— Надо распустить ей корсет, — предложил адвокат Чиупей господину субпрефекту.