Избранное

— А как они живут, дорогой? Почитай не жизнь, а сплошной праздник?

— Куда там! Они умирают от обжорства, а бедняки — от голода. Беднякам плохо оттого, что им некому приказывать, а королям плохо, потому что надо приказывать очень многим. Простолюдины хватают тебя за шиворот и предают справедливому суду, если ты их обманываешь, а короли лишь поддакивают тебе, и больше того, они знают, что ты их обманываешь, но молчат, примиряются с этим — и пальцем не пошевельнут: как шло, дескать, все в государстве, так пусть и идет.

— Послушай-ка, Негиницэ, но ведь тебе надобен целый год, чтоб пройти тот путь, который человек проходит за один день.

— Да вовсе нет. Я отдаюсь на волю ветра и плыву по воздуху, как по волнам. Иногда я перегоняю ласточек и несусь, точно серебряная стрела.

— А старик-то мой как обрадуется, — сказала старуха, — когда узнает, что и у него теперь будет мальчик. Нынче вечером он напьется на радостях.

— Что и говорить, — ответил Негиницэ. — Я хочу видеть отца сейчас же, сию же минуту.

Как услышала старуха слово «отец», порадовалась за старика своего и сказала Негиницэ:

— Наше гумно далеко отсюда — вон там, на широком, большом холме. Как заметишь шесть гнедых, что молотят пшеницу, так остановись — там и найдешь моего старика.

— Ну, я пойду, — сказал Негиницэ.

И, когда старуха открыла дверь, он, вытянув ручки и ножки, бросился в волны ветра и исчез, как искорка.

По пути встретил Негиницэ стадо коров. Он был страшный озорник — прыгнул в коровий след на дороге и давай кричать:

— Эй, пастухи, вытащите-ка меня из этой преисподней, и я исполню все ваши желания!

Пастухи оглянулись на голос и подошли к Негиницэ, а один из них, самый злой и глупый, захотел его раздавить да что есть силы как даст ногой об землю! А Негиницэ быстро отскочил, и пастух, сильно ударившись, вывихнул себе ногу и застонал. Остальные же пастухи принялись колотить по земле дубинками да так колотили, что после каждого удара половина дубины со свистом отлетала в сторону.

— Не зевайте, а не то провороните коров! Мужики вы здоровенные, а умишко у вас убогий, ослиные вы головы! — захохотал Негиницэ и умчался по ветру.

Наконец, добрался Негиницэ до гумна, где работал старик. Чтобы получше рассмотреть его, он взобрался к нему на нос. Старик обрадовался, но не так, как старуха. Опечалился тогда Негиницэ и, чтоб придать себе вес в глазах старика, заявил:

— Ты не смотри, что я такой маленький! Конь куда больше ребенка, а все же ребенок его оседлает! Буйвол больше человека, а ведь человек надевает на него ярмо! Горы куда больше, чем овцы, а ведь овцы пасутся на них! Земля ведь больше, чем плуг, а все-таки плуг врезается в землю и рассекает ее! Деревья-то больше, чем топор, а ведь топор сечет их под корень. Ты вот больше меня и утомился, ходя за конями по гумну, а посмотри-ка, как я погоню их, и даже без бича.

Подивился старик, но все же повел Негиницэ на гумно. Как пришли они туда, Негиницэ вскочил на коня и закричал: «Эй! но-но, но-о!», потом перепрыгнул на другого, ущипнул его, ущипнул и третьего, и лошади помчались, да так, словно их двадцатью бичами стегали. Старик диву давался, а тут как раз проходил мимо купец, который направлялся в королевский дворец.

— Дед, — сказал купец, — я слышу, кто-то кричит: «Но-о! но-о! но-о! эй!», но никого не вижу! Кто это так здорово лошадей погоняет?

— Знаешь, любезный, — ответил старик, — подарил мне бог мальчика величиной с зернышко, а ума-то у него в десять раз больше, чем у нас с тобой.

Негиницэ остановил коней и прыгнул старику на ладонь. Увидев его, купец подумал, что не худо было бы отнести такое чудо королю.

— Старик, — предложил купец, — я дам тебе кошелек золота за него.

Негиницэ скок старику в ухо и тихо стал подсказывать ему ответы. А старик, думая, что он все это сам говорит, сказал купцу:

— Ты вот весь свой век торгуешь, ну скажи, приходилось ли тебе покупать когда-нибудь живую душу за кошелек золота?

— Я дам тебе… два кошелька.

И опять старик ответил, повторяя за Негиницэ:

— Два кошелька… за живую душу?

— Я дам тебе… десять кошельков.

Старик побледнел, но сказал то, что шепнул ему Негиницэ:

— Богу душу даруют, а сатане продают.

— Я дам тебе… двадцать кошельков!

Старик, обуянный жадностью, молчал, хотя Негиницэ все время подсказывал ему ответы.

И видя, как жаден старик до денег, Негиницэ шепнул ему, наконец: «Ладно!», и тот повторил за ним:

— Ладно!

Дед и купец ударили по рукам — сделка состоялась. Купец заплатил деньги и забрал Негиницэ, продавшегося по доброй воле. И когда купец уже уходил, Негиницэ крикнул старику:

— Эх, старче, старче, знать не суждено было вам со старухой иметь детей!

Король вместе со своими мудрецами держал важный совет — в стране свирепствовали засуха и мор. И когда пришел купец и доложил королю, что принес ему мальчика величиной с зернышко, король страшно удивился, а мудрецы широко раскрыли глаза и затрясли своими длинными бородами.

— Не может этого быть, ваше величество, об этом не сказано ни в одной книге.