«Еще прочитав в «Известиях» самый первый очерк «За три часа до рассвета», я написала письмо в редакцию вам с приглашением приехать. Мне ответили, что вы в командировке. Все же нам немного обидно, что вы, собирая материал о Гнедаше, навестили многих его друзей, а у нас, на его родине, не побывали.
В письме был укор. Слабое оправдание было лишь в том, что из села Салогубовка Кузьма Гнедаш ушел в армию в 1936 году. И все. Больше он там не появлялся, разве только на день-два приезжал перед войной проведать родных. И все же я решил искупить вину, хотя и с большим опозданием. Правду сказать, в Салогубовку я ехал, не надеясь узнать что-нибудь новое о моем герое.
…Древний украинский городок Ромны стоит на высоком холме. Миновав этот перевал, вы спускаетесь вниз и едете по равнине. Дорога тяжелая. И снова вдали холм. На нем и стоит старое казачье село Салогубовка. Дома разбросаны далеко друг от друга, стены хат прикрыты саманом от жестоких ветров. Внизу озерцо блещет. Вдали лес виднеется. В центре села — белая церковь, поодаль кладбище. Не знаю, как все это видится летом, я был осенью. Грустная, далекая, родная картина…
Въехав в село, я даже не знал, куда пойти, не было точного адреса автора письма. Но раз речь шла о школе, то я решил найти ее директора. А где живет директор, мне сказал первый же мальчишка, указав на особняк под черепицей с хозяйственными пристройками, стоявший на косогоре в конце села.
И вот передо мной стоит невысокий человек лет шестидесяти, лысоватый, с покатым лбом. И я думаю, с чего же начать, как объяснить свой приезд.
— Давно вы живете здесь? — спрашиваю.
— И родился здесь, — отвечает.
— Правда? А не помните такого… Гнедаша?.. Я писал о нем. Это известный разведчик времен Отечественной войны.
— Помню. Как же… За одной партой сидели. Мы с Кузьмой одного года рождения — шестнадцатого…
Он задумался, потом сказал:
— Да, из друзей его детства, пожалуй, один я остался. Я читал все, что вы писали о нем… Это все было для нас неожиданно. Правда, слухи ходили. И я не то что не верил… Но… знаете как — свеча под собой не светит. Кузьма, Кима — и легендарная личность… Когда не знаешь человека — Матросов, Космодемьянская, Зорге, — тут все ясно, герои. А с Кузьмой мы друзья были. Казалось бы — тем более! Но вот пока не появилось официально в газете — как-то мы и не воспринимали всего… Опять же сомнение взяло: вы пишете, что он в совершенстве владел немецким… Ну, как «владел»? Болтал, разве что…
— Извините, вы когда видели Гнедаша в последний раз? — спросил я.
Он задумался, потом ответил:
— Тридцать третий… Нет! В тридцать шестом году. Точно.
— Так, может, он позднее усовершенствовал свое знание языка… До войны оставалось пять лет.
— Ну, в принципе… Гм… Да. Эх, Кима, Кима, прямо не верится!..
— Вы сказали «Кима». Ким — это была его подпольная кличка.
— Это мать, Анна Антоновна, звала его — Кима, Кимушка. Вот, очевидно, он и взял это имя…
Мы вошли. В комнате царил беспорядок. Хозяева готовились к зиме. Первое, что бросилось мне в глаза, — это груды тетрадей на столе и яблоки — антоновка. Белые, с синим отливом. Яблоки лежали повсюду — на столе, на полу, в ведрах. Их несильный, но стойкий аромат стоял в воздухе. Топилась большая деревенская печь. Хозяйка готовила банки для солений. В соседней комнате на большом телевизионном экране сражались хоккеисты.
Гнедаш стал для меня легендарной фигурой, и я как-то не мог поверить, что рядом стоит его ровесник, одноклассник. Друг детства — одно это уже для меня многое значило.
— Да, я пробовал, но не могу представить себе, как все это значительно… И знаете, сейчас как-то трудно мне отождествлять моего одноклассника Кузьму с тем, кем стал он для нас. Вот вы просите вспомнить. Я даже не знаю, что вспомнить. Учились, ходили на речку купаться. Я у них дневал и ночевал. Дом Гнедаша рядом со школой. Из школы я иду не домой, а к ним. И уроки вместе всегда готовили. Мать у него была строгая, на сестер покрикивала, но на Кузьму — никогда. Единственный сын. Любимец. Я, бывало, приду, не решаюсь зайти, думаю — надоел уж. Выглянет, увидит меня: «Пришел?.. Заходи, адъютант!..» И верно, был я вроде адъютанта у него…
— Ну все-таки, какой он был?
Пауза. Задумался.