Избранное

«Так вот! Он же приезжал к нам в сорок третьем году, после освобождения. Сутки гостил. Он меня спросил тогда: «Помнишь нашу встречу у Ромен?» День, месяц назвал. Себя описал. И меня, в чем я был. Все точно…»

— Значит, он все-таки появлялся в мундире эсэсовца и даже бывал в этих местах? Мне, честно говоря, казалось, что все это легенды, — сказал я.

— Ну, вот видите, есть свидетель. Впрочем, может быть, лучше пройти к родным Кузьмы, они больше знают?

Мы вышли из дому. Было темно. Лил дождь. Кое-где в избах виднелись огни. Мы спустились к речке по непролазной грязи, затем вновь поднялись на пригорок, прошли мимо высокой белой церкви.

— Плохо, что непогода, а так вам полезно пройтись по этим местам, — сказал мой собеседник. Он замолчал. Дождь хлестал нам в лицо.

Внезапно мой спутник остановился.

— Вот хата Гнедашей, — сказал он. — Вот здесь Кузьма провел детство. А сейчас сестра его родная живет с дочкой Ниной — той, что вам письмо писала.

На стук вышла пожилая женщина. И по лицу я сразу узнал сестру Гнедаша: такие же широкие скулы, тот же внимательный, немигающий взгляд. Это была родная сестра его, тоже Анна, как и мать, а отчество как у брата — Саввишна (Савельевич был он только по паспорту). Изба состояла из одной большой горницы и двух маленьких комнат, разделенных белой русской печью. Дорожки. Зато все остальное в избе было современное: широкий диван, полированный стол, приемник. Две девочки-школьницы выглянули из-за занавески — внучатые племянницы Гнедаша, уже третье после него поколение. Вошла молодая женщина — Нина Дмитриевна Биленко, их мать и племянница Гнедаша. И тоже в овале лица что-то общее с дядей.

— Как это мы не встретили вас? Разошлись… Или вы другой дорогой ехали…

…Нина Дмитриевна рассказывает.

— Сейчас мы уже собрали много материалов о Кузьме Саввиче. Нам пионеры пишут из Сибири, с Урала, просят фотографии…

— Нина Дмитриевна со своим классом ездила в Слоним, на могилу Кима и Клары, — говорит директор.

— Вы, наверное, промокли под дождем, садитесь, раздевайтесь… — приглашает хозяйка.

Но все вдруг становится неважным, преходящим. Что-то другое, значительное ощущаю я здесь, в кругу родных и друзей белокурого мальчика Кима, ставшего великим разведчиком и сделавшего для нас, для победы столько, сколько, быть может, целая армия. Яркой кометой сверкнул он в войне, свершил уготованное ему и ушел в вечность. Видится мне далекое время его детства. Высокая красивая казачка выглядывает в окно, зовет:

«Кима! Кимушка…»

Бежит ее Кима. И, вскидывая белокурую голову, отзывается:

«Что, мам, я здесь!..»

Что? Мать внимательно смотрит на сына. Ничего. Просто позвала. Здесь ли ты, чем занят. И она ласково гладит мальчика по голове. А спустя двадцать лет за эту голову фашисты будут сулить тысячи марок, неистовствовать в бессилии своем, устраивать облавы, наконец, пошлют за его головой дивизию карателей.

…Последняя встреча с матерью. Опять, как прежде бывало, вся семья за столом, в этом маленьком домике с низкими окнами. Нет только отца, Саввы Иосифовича. Ким опорожняет свой вещмешок, и на столе появляются тушенка, сахар, масло… Господи, всего-то сколько! Когда уж и видели это. Немцы все разорили. В дверь заглядывает маленькая девочка, Нина, да-да, вот эта Нина Дмитриевна, которая теперь учит детей в Салогубовской школе. Тогда ей было всего пять лет. Но она знала: «Дядя Кузьма приехал…»

…«Племянница! Нинка! Ну иди сюда, на колени. Иди — не бойся».

«Иди, иди, это же дядя твой», — подталкивает бабушка.

И он берет девочку на колени.

Мать Анна Антоновна все никак не насмотрится на сына. Ее Кима вернулся. Недаром весть посылал. И вдруг недоумение или обида появляются на лице ее. Она смотрит на спутника Кима, майора Бондарева, потом на Кузьму и говорит:

«Кима… Как же так? Товарищ-то твой в орденах… А ты что ж, ни одного еще не имеешь?»

«Мам, они у меня в машине, я сейчас принесу».

Он выбегает из-за стола и через минуту возвращается. Лицо матери светлеет. Три ордена и медаль.

И мать снова ласково гладит сына по голове. Глаза у нее зоркие.

«Кима, да что ж это — седеть начал, ты ж совсем еще молодой…»

«Мама, война…»

Сцены эти, как видения, проносятся предо мной. И вот ранним утром — прощание. И дальше, дальше летит комета, оставляя огненный след за собой, и сгорает. И спустя четверть века я, повествуя о подвигах великих собратьев своих, иду по ее следу.

— А я еще вспомнила, — говорит сестра Гнедаша.

— Что же? — как бы очнувшись, спрашиваю я.

«…Кимушка, а это вам на дорогу…»

«Мама, зачем? Там же у нас много продуктов. Подожди, ты что завертываешь? А, лепешки твои… Ну, это возьму, они очень вкусные. А там нас ждет один товарищ…»

«Как зовут-то этого «товарища»?» — улыбаясь, спрашивает чуткая ко всему мать.

«Ее зовут Клара… Нет, не та, что приходила к тебе. Мария осталась в Остре. А Клара по-прежнему с нами. Прощай».

«Прощай, Кима! Не придется, верно, увидеться, не доживу до этого, стара стала».

«Мам, что ты? Уж недолго осталось. Вот кончится война…»

…А мое время летит. Надо еще зайти в школу, где он учился.