Избранное

…Скромная казенная квартира железнодорожного чиновника Ивана Ивановича Озолина. Иван Иванович, интеллигент, 36 лет, обременен большой семьей, бородат, лицо усталое, взгляд грустный. Муж, жена и дети ужинают в полутьме, экономя керосин. Иван Иванович не совсем здоров. Ему докучает расспросами зашедший к нему местный богач Курнашов. Утренние газеты принесли сенсацию: «Лев Толстой ушел из Ясной Поляны. Настоящее местопребывание его неизвестно». А в жандармское управление уже поступила шифрованная телеграмма их агента: «Граф Толстой следует двенадцатым поездом по билету второго класса Рязано-Уральской дороги».

— …Ну, Иван Иванович, и отчудил же старик! Ниспровергал, отвергал, а под конец жизни?.. Уж не в монастырь ли ушел…

Озолин молчал. Он боготворил Толстого и теперь был опечален. В это время в комнату вошла служанка Марта, она же няня малолетних детей, и сообщила, что хозяина спрашивает какой-то барин. «Проси», — сказал Озолин. Вошел господин с бородкой, отрекомендовался:

— Душан Петрович Маковицкий, домашний врач графа Толстого, — и торопливо сказал: — Господа, Лев Николаевич следует этим поездом. В дороге он простудился и заболел. У него высокая температура… Дальше ехать он не может. Ради бога, укажите, где можно снять комнату, хотя бы на короткий срок!..

Озолин, потрясенный, вскочил.

— Гостиницы в Астапове нет… Но я с готовностью предоставлю свою квартиру… К сожалению, здесь шумно, рядом дорога. Или, может быть, графу будет удобней в вашем особняке, господин Курнашов?

Лицо Курнашова исказилось, и он раздраженно ответил:

— Мой дом не больница, к тому же я обязан предварительно снестись с Петербургом… — Встал и вышел.

— Прошу подготовить комнату, эту, большую, и постель для графа, — сказал он домашним и вместе с Маковицким поспешил к вагону, где на жесткой лавке, накрывшись пледом, лежал Толстой.

У вагона уже собралась толпа, она все прибывала. Больше всего собралось железнодорожных рабочих, мастеровых из депо. Полушепотом передавались всякие слухи; кто побойчее, приникал к окнам вагона, надеясь увидеть великого Толстого. И он, при жизни ставший в один ряд с Конфуцием, Гомером, Данте, был здесь, в поезде, в жестком вагоне. Все понимали, что случилось что-то роковое, трагическое… Между тем события развивались своим чередом. Душан Петрович сообщил больному, что комната найдена, и представил Льву Николаевичу и двум его спутницам Ивана Ивановича Озолина. (Толстой покинул Ясную Поляну лишь вдвоем с Маковицким, но в деревне Шамардино, где они пробыли сутки у сестры Льва Николаевича, к ним присоединилась младшая дочь Толстого Александра и фельдшерица Варвара Феокритова.) Женщины и Душан Петрович поспешно собирают вещи. А Озолин и дорожный мастер под руки выводят Толстого из вагона. Люди снимают шапки. Лев Николаевич кланяется… «Нести его, нести на руках надо!» — слышится шепот.

…Вот и домик, одноэтажный, с низкими окнами. Большую часть занимал начальник станции с семьей, меньшую — его помощник; к нему и переселились Озолины, предоставив свои комнаты для Толстого.

…Толстой зовет Озолина, берег его руку и пожимает, приговаривая: «Благодарю вас, благодарю вас». Слова эти так тронули Озолина, что он заплакал и смог лишь ответить, что все делает с радостью, от души.

В то время как Лев Николаевич сидел в кресле, ожидая, пока ему постелют, в комнату неслышно вошел господин с чемоданом — старший врач железнодорожной амбулатории Стоковский.

— Лев Николаевич, простите, ради бога, но я обязан исполнить формальность: заполнить карточку, — сказал он.

— Прошу вас!..

И доктор начинает заполнять бланк. Вот этот бланк в одной из комнат Астаповского музея Л. Н. Толстого. Слева типографским шрифтом вопросы, справа — ответы, записанные рукой Стоковского:

«Фамилия, имя, отчество — Толстой Лев Николаевич.

Возраст — 82 года.

Должность — граф, пассажир поезда № 12.

Болезнь — воспаление легких.

День составления карточки — 31 октября 1910 года.

Подпись лица, заполнявшего карточку, — доктор Стоковский.

С подлинным верно — печать (подпись неразборчива)».

Формальности выполнены. Толстой ложится в приготовленную для него постель, с которой ему уже не суждено встать. Около больного остаются его дочь и доктор Маковицкий. Все последующие семь дней и ночей Толстой уже не принимает никакого участия в событиях, разыгравшихся на станции Астапово. Он делает последние записи в дневнике, диктует дочери свои мысли о боге, столь далекие от земной жизни и суеты.