Избранное

Но что проку, если все они остаются у Йожи в голове или, что еще хуже, сидят в печенках? Самые неотразимые доводы летят к черту, а жена по-прежнему идет своей дорогой.

* * *

Тем временем отчужденность между ними все росла, с каждым днем для этого становилось больше причин. По примеру и обычаю многих жен, которые, охладев к мужу, начинают скучать, Ибойка стала искать знакомства с соседками по дому и другими женщинами, с какими она встречалась на заводских вечерах, разных вечеринках, где пили чай с кексом и болтали о всякой всячине. Почти все они, как и сама Ибойка, обладали не слишком глубоким умом, зато были достаточно тщеславны и хвастались успехами мужей, прославившихся как стахановцы или же на общественном поприще. Но эти знакомства оказались недолговечными, Ибойка довольно скоро со всеми перессорилась. Что было тому причиной — ее спесь, дурной характер, зависть и сплетни или ее просьбы дать взаймы, — сказать трудно. Для Йожи, у которого на заводе, хотя имелись завистники, не было явных врагов, это было очень неприятно, потому что он никогда не знал, с кем его жена в дружбе, а с кем в ссоре. Вчерашняя лучшая приятельница сегодня могла оказаться заклятым врагом.

Так получилось у Ибойки и с организацией МНДС[28], куда после осторожной подготовки Йожи пристроил ее, чтоб она не скучала и чтобы ни на заводе, ни в партийной организации его не попрекали: вот, мол, держишь свою жену дома, как какую-нибудь даму! А то решат еще, что Ибойка чуждый элемент, реакционерка, раз она не бывает в их среде, не принимает участия в женском движении.

Сначала дело как будто пошло на лад. Ибойка стала непременным членом всех собраний организации, а на вечерах за чашкой чая разыгрывала роль очаровательной хозяйки. Это было для Йожи, пожалуй, слишком, потому что с этих пор Ибойка окончательно запустила квартиру и хозяйство, не говоря уже о еде, которая иной раз оказывалась даже хуже, чем в заводской столовой. Но в скором времени — активности Ибойки хватило всего на два-три месяца — Йожи стал замечать, что по вечерам она все чаще сидит дома.

— Что с тобой? Ты уже не ходишь больше в организацию? — спросил он.

— Ах, оставь, пожалуйста! Надоела мне вся эта компания. Эта противная Нюласи, наш секретарь, стала уже просто невыносимой! «Товарищи женщины, товарищи женщины!» То у нее строительство социализма, то пятилетний план, то еще какая-нибудь дребедень… Мне эта дурацкая болтовня в ушах навязла, просто ужас! А председательша, эта старая карга Герлоци! Все о социалистической морали разглагольствует, учит молодых жен: блюдите мораль, храните чистоту социалистического брака, песет что-то про равноправие женщин, то да се… А сама небось двадцать лет с мужем врозь прожила, и уж, конечно, не монашенкой…

Это было все, что почерпнула Ибойка в организации МНДС.

Йожи не нашелся, что возразить. Ему ничего не оставалось, как с горьким чувством принять к сведению, что Ибойка не нашла себе места и в женском движении. Но за это же время Ибойка — что огорчало Йожи еще сильнее — и в их доме успела восстановить против себя целую армию соседок, у которых она, быстро разбазарив свои сотенные бумажки, перехватывала по десять — двадцать форинтов взаймы.

Долги Ибойка делала впопыхах: вдруг оказывалось, что нужно что-то приготовить, — а ведь в государственных магазинах ничего в кредит не дают! — или оплатить неожиданный (впрочем, только для нее) срочный счет за воду, за газ, радио или электричество. Когда она была при деньгах, то про счета забывала. Кредиторы то и дело приходили и требовали свои деньги, но Ибойка, как всегда, была на мели и либо не могла вернуть долг, либо бежала к другой соседке, чтобы занять для отдачи, разумеется, «до завтра». А потом это «завтра» растягивалось на целую неделю, так что Ибойка вечно была опутана сетью мелких займов. Когда же муж вручал ей очередную получку, она погашала наиболее срочные долги, из тридцати десять, а потом вся история начиналась сначала, до следующей получки.

Вот почему лукавые соседки предпочитали теперь являться за долгами, когда Йожи был дома: во-первых, им хотелось проучить эту зазнайку Ибойку — слишком уж она гордится, что у нее такой хороший муж, а во-вторых, надеялись, что для товарища Майороша будет вопросом чести расплатиться за жену, если бы даже ему и пришлось залезть в долги.

Эта женская хитрость имела успех. Йожи изумленно глядел на жену и угрюмо спрашивал:

— Зачем ты занимала?

— Ах, просто у меня не было мелочи… А потом — чего она задается, подумаешь, какие-то несчастные двадцать форинтов!

— Ну, ладно, ты заняла, но почему же не вернула вовремя?

— Забыла.

— Не забывай! Долг прежде всего. Эта женщина ведь не из банка тебе дала, а из денег, которые ей нужны на жизнь.

— И ты за нее заступаешься? Хорош муж, нечего сказать. А когда она сама мне два месяца долг не отдавала или когда сломала мой утюг…