Избранное

Выходило так, что наши супруги свободно могли бы жить врозь, как очень многие в этом огромном каменном городе. Вот только с квартирой вопрос крайне сложный. Если вельможи и богатые буржуа, чтобы сохранить видимость благополучной семейной жизни, могли отводить надоевшим женам половину дома, крыло дворца или даже целый замок, а для любовниц создавать то же самое в другом месте, то что мог сделать будапештский рабочий, у которого лишь маленькое гнездышко из двух комнат, да и то лишь потому, что он стахановец и молодожен? Как жить человеку в таком крохотном закуте, чтобы не видеть своей невыносимой «половины» и устоять против соблазна, столь сильного в рассветные часы? И даже если бы это удалось, как избегнуть встреч над детской кроваткой? Ведь оба они — она по привычке, он как любящий отец — вспомнят перед сном: «Надо бы взглянуть, хорошо ли спит Эвика, не сбросила ли одеяло?» Или на заре ребенок вдруг заплачет и вскрикнет, увидав во сне что-то страшное и проснувшись в испуге. Разве Йожи может не подойти к дочке, да и Ибойка тоже (если, конечно, проснется), ведь она все-таки любит Эвику по-своему, особенно когда она одна и когда ее не подстегивают подружки и соблазны улицы; кроме того, пусть этот «деревенский чурбан» не говорит потом (а ведь он так и скажет), что не мать, а он заботится о ребенке и укрывает его по ночам. Ведь он способен баюкать и одевать дочку, даже когда она вырастет!

Днем избегнуть встреч нетрудно. Йожи и теперь, придя с работы, частенько заставал квартиру пустой — дочка была в детском саду, а Ибойка слонялась где-то по городу. Она уже не считала нужным даже приготовить ему обед: пусть обедает в заводской столовой, другие же питаются там.

— Все равно на него не угодишь, он всегда только и хвалит что галушки своей мамаши, — отмахивалась Ибойка.

Йожи не находил себе места в пустой квартире, в этом хаосе не хотелось даже присесть, а тем более что-нибудь почитать. Думать тоже не думалось — мысли упорно возвращались к одному: «Господи, что же мне делать с этой женщиной?» Тогда он шел в детский сад за девочкой, брал ее за руку и вел, но не домой, а к Бенчикам, к этим единственным в огромном городе людям, у которых он хоть немного чувствовал себя дома.

Одно время после свадьбы, поглощенный своим счастьем, Йожи стал реже навещать Бенчиков. Была и еще причина: острым чутьем бедняка, которое иным кажется почти загадочным, Йожи понял тогда, что Бенчики далеко не в таком восторге от Ибойки, как он сам. Может быть, они втайне подумывали: «А ведь Йожи был бы неплох для нашей Розы», — родители, у которых дочь на выданье, не могут об этом не думать (когда наше счастье ушло, мы начинаем заботиться о счастье своих детей). Но Йожи был мало знаком с Розой, учившейся тогда в школе рабочей молодежи и редко заглядывавшей домой. Да разве осмелился бы он, неотесанный сельский кузнец, только что из деревни, который даже хорошим рабочим-то себя не считал, разве посмел бы он тогда думать об этой умной, образованной девушке?

Беды никакой не приключилось, их отношения остались прежними, Бенчики все так же уважали Йожи, но жалели его, хотя тщательно это скрывали. Конечно, они не могли утаить своих чувств к Ибойке под маской притворной любезности, потому что не научились, да и не собирались учиться искусству лицемерия, но все же относились к ней куда лучше, чем Ибойка к ним, которая своим женским инстинктом сразу же почуяла в Бенчиках врагов и не желала их видеть. А Йожи только инстинктивно старался избегать всяких поводов к столкновению. Но ему часто хотелось, особенно после первых медовых месяцев, поговорить с тетушкой Бенчик, посоветоваться, как лучше приучить к хозяйству свою молодую жену. Ведь тетушка Бенчик так напоминала Йожи его мать! Еще живя у них в кухне на диване, да и позже, когда из холодной, неуютной наемной комнатушки он забегал в свободные минуты к Бенчикам — своим единственным знакомым, Йожи прекрасно видел, что тетушка Бенчик такая же заботливая хозяйка, как и его мать там, в селе, а ведь она, как и мать, каждый день уходила на работу. Тетушка Бенчик — Йожи не раз видел это, пока жил у них, — каждый вечер грела воду, поджидала с завода мужчин, а спать ложилась позже остальных, подготовив все, что понадобится завтра на рассвете, чтобы потом не суетиться, ничего не искать, не злиться из-за того, что на рубахе нет пуговицы или на локте дырка, а нитка не желает продеваться в игольное ушко или нет лучинок для растопки.

Утром она тоже — совсем как его мать — вставала раньше всех, кипятила воду и кофе, поджаривала гренки, нарезала хлеб, готовя мужу, а иной раз и случайно заночевавшим дома детям бутерброды с салом, маслом или повидлом, так как знала, что хлеб, нарезанный с вечера, черствеет и теряет свой вкус. Жена бедного человека такими, казалось бы, мелкими заботами помогает своим близким, смягчает их суровую, трудовую жизнь. И всякий раз, как Йожи вспоминал тетушку Бенчик, у него становилось теплее на сердце: какие у этой женщины золотые руки! Эх, если бы можно было выучить всему этому Ибойку.