Итак, Чатари непоколебимо верил в англичан и не верил в победу немцев, а если и интересовался чем-нибудь, кроме своего поместья, то в первую очередь тем, удастся ли Миклошу Каллаи[15]
, этому «истинному венгру», привести в Венгрию англичан (по воде ли, по суше или по воздуху, а лучше отовсюду одновременно), прежде чем явятся сюда советские войска.Но, пребывая в ожидании, господин Чатари не брезговал и крупными сделками с немцами: по договору откармливал для них свиней, поставлял растительное масло, выращивал технические культуры (что делать, долг патриота!) и, будучи армейским офицером запаса, несмотря на частую смену профашистских правительственных кабинетов в Венгрии, сумел добиться назначения на тепленькую интендантскую должность. Это не было злоупотреблением, напротив, в высших инстанциях отлично понимали, что, если снабжением армии будут ведать хозяева, знающие в этом толк, государство только выиграет. А если такой пост и давал Чатари то преимущество, что он одновременно имел возможность заниматься своим собственным хозяйством, то это опять-таки приносило обоюдную выгоду. Государству это было выгодно по той причине, что поля господина Чатари давали больше продуктов, а господину Чатари потому, что деньги, вырученные за эти продукты, так или иначе попадали в его собственный карман.
Но как ни сильна была вера господина Чатари в англичан, она все же не была настолько крепка, чтобы он решился на большие затраты по имению. «Эти красные так загадочны, — рассуждал он, — что от них можно ждать всяких неожиданностей. Лучше не торопиться». Начать строительство будет не поздно и после того, как окончится война, минует время послевоенного хаоса, а венгерские помещики выйдут сухими из воды и на этот раз, точно так же, как это бывало до сих пор на протяжении многих сотен лет. И господин Чатари предпочитал брать к себе многосемейных батраков и сезонников, использовать труд военнопленных поляков — словом, всех, кого можно было набить в один барак, как сельдей в бочку.
Вот почему Янош Данко, кажется, впервые за всю свою жизнь удостоился великой чести: не он предлагал, кому-нибудь свой труд и руки, а ему самому предложили постоянное место батрака у господина Чатари.
Предложил ему это приказчик Андраш Тёрёк. Наблюдая за уборкой урожая и молотьбой, он приметил, что Янош Данко — человек как нельзя более подходящий для роли батрака: не дожидается, покуда его окликнут, а сам берется за дело, когда до него доходит очередь; говорит мало, целый день может махать косой или орудовать вилами, не обмолвившись ни единым словом; во время работы по сторонам не зевает, цигарок не крутит, а курит трубку, да и ту часами сосет, не зажигая, а уж если разожжет, то она тлеет, как очаг, — он не дает ей погаснуть, не сплевывает и не раскуривает то и дело, как некоторые. И кисет, и трубка, и зажигалка всегда у него в порядке, он не шатается по полю от косаря к косарю — к одному за табачком, к другому за огоньком, к третьему за проволочкой чубук прочистить, как это делают бездельники, которые не только сами тратят время попусту, но и у других его отнимают. Если табака у него нет, а это бывает, потому что человек Данко бедный, то он не жалуется и молча посасывает пустую трубку. А с тех пор, как Данко почувствовал, что силы его начинают убывать, он стал еще молчаливее и неразговорчивее, чем прежде, чем даже в голодные тридцатые годы — время безработицы и нищеты.
При всем том детей у Яноша куча, от мала до велика, весенних и осенних. Старший сын уже солдат, но и без него есть кому вязать снопы, убирать мякину, носить воду. Да и на поденщину найдется кого послать…
И Андраш Тёрёк доложил управляющему, что считает Данко человеком подходящим. Лет ему уже за пятьдесят, в армию его едва ли возьмут — на правой руке трех пальцев недостает, соломорезкой отхватило, но косу с вилами он держит еще крепко, а кнутовище и подавно.
Управляющий, выслушав Тёрёка, ответил:
— Что ж, Тёрёк, дело ваше. Только глядите, чтоб жуликом не оказался. Вы ведь знаете, хозяин воровства не потерпит…
Тёрёк отправился к Данко. Тот в это время метал стог и, подхватывая вилами вороха выбрасываемой молотилкой соломы, ловко укладывал ее себе под ноги.
— Эй, послушай-ка, Янош! (Всем, кто был моложе его годами, Тёрёк говорил «ты».) Есть к тебе разговор: шел бы ты к нам в батраки. Зачем тебе таскаться с котомкой с хутора на хутор, когда ты можешь иметь постоянное место. Иди пока на месяц, а потом, ежели понравится, и на весь год. Поверь моему слову, сейчас в батраках жить — дело стоящее. Харчи обеспечены, это тебе не по карточкам получать. Живность тоже нынче в цене; поросенка, куренка продашь — и тут неплохие деньги, не то что до войны…