Избранное

В сельский комитет по разделу земли хуторяне послали, разумеется, все тех же Андраша Тёрёка и Пигницкого. И хотя требовался от хутора всего один делегат, выбрали обоих: пусть делегатствуют по очереди. Если батраки бывали недовольны одним, то вместо него посылали другого. В таких случаях тот, кто оставался дома, сразу же становился умным до чрезвычайности и принимался рассуждать о том, что это, мол, не так, то не этак, надо бы вот как. А в комитете оба праздновали труса и слова не отваживались молвить в интересах батраков. Один, бывший приказчик, молчал потому, что боялся, как бы кому-нибудь не пришло в голову вспомнить о его палке и здоровенной глотке, а другой, бывший ключник, не осмеливался раскрыть рот из-за своей нилашистской газеты, а еще потому, что трусил, как бы многие жнецы-издольщики не припомнили ему тухлое сало, прелую муку и крупу с мышиным пометом, которые он им, бывало, отвешивал в прежние времена.

Вот почему вышло так, что наделы батраков пришлось перекраивать по нескольку раз, и из-за этого они запоздали с весенним севом, а потом началась засуха и поздно посеянные семена не взошли. Вот почему получилось, что из того немногого, что сняли с озимого клина, который был еще общим, сельчане не выделили хуторянам-батракам почти ничего. Вот почему вышло так, что сельские землемеры намерили участки своим односельчанам почта до самого хутора, поделили между собой клин под кормовыми и луг под люцерной, а один проныра, Шули Киш Варга, умудрился даже оттяпать себе двенадцать хольдов превосходной земли возле хутора Сильваш.

Вот как вышло, что Данко — хотя в законе черным по белому было написано, что наделы батракам должны быть выделены вблизи тех хуторов, где они проживали, — получил участок на дальнем поле, так далеко, что и глазом не достанешь. Позади него были наделы зажиточных сельчан, которые купили эти участки еще при распродаже поместья Чатари-старшего. Соседом Данко оказался Имре Секереш, владелец шестидесяти хольдов земли, у которого Данко когда-то работал поденщиком и который ни в грош не ставил бедняка-работника.

Оказалось, что Янош Данко напрасно ухаживал всю зиму за оставшимися на хуторе волами: когда их начали делить, ему не досталось ни одного. Часть забрали сельчане, часть пришлось отдать вернувшемуся господину Чатари, несколько голов получили те батраки, которые верховодили при дележе. На долю Яноша досталась только полугодовалая телка, да и то лишь по той причине, что у него было много детей и ему нужна молочная корова. Правда, пока телка начнет давать молоко, времени пройдет немало, ну, да ничего, подрастет. Пятьдесят лет прожили без коровы, как-нибудь потерпят и еще два года.

А дело меж тем обернулось таким образом, что, покуда батраки возились с разделом земли, нежданно-негаданно заявился домой сам господин Чатари. Уезжал он на нескольких добрых упряжках, а вернулся налегке, лишь с рюкзаком за плечами.

По-видимому, во время своего путешествия он уяснил себе, что поскольку он, собственно говоря, никогда не был другом немцев, то ему вовсе не обязательно отправляться в пекло вслед за Гитлером. Англичан тоже ждать бесполезно: они все еще топчутся где-то на Рейне, а советские войска уже обогнали господина Чатари с его семейством, ехавшего по дороге на запад. Учтя все это, господин Домокош Чатари, как добрый патриот, со всей серьезностью отнесся к словам национального гимна о том, что «здесь появился ты на свет, и умереть ты здесь обязан», — и возвратился на свою землю, правда, пока не для того, чтобы умирать, а для того, чтобы жить на ней. Это оказалось для него тем более возможным, что закон о земельной реформе гласил: землевладельцы, имевшие менее тысячи хольдов земли, могут получить из нее сто хольдов для личного пользования. А поместье господина Чатари не превышало девятисот.

Кроме того, вскоре выяснилось, что господин Чатари всегда был добрым демократом, ведь его симпатии к англичанам общеизвестны. Это удостоверяли своими подписями несколько деятелей из партии мелких сельских хозяев. На тот случай, если бы и этого оказалось мало, у супруги Чатари нашлись связи в так называемой демократической партии. Более того, стало известно, что господин Чатари с давних пор был на дружеской ноге с одним из старейших лидеров социал-демократов, который прежде вместе с Чатари состоял членом судебной коллегии комитата. Они были друг с другом на «ты». Вот когда выяснилось, сколь ценным может быть одно мимолетно брошенное словцо — теперь оно стоило по меньшей мере ста хольдов.