Избранное

Во время укрупнения землепользования и образования кооперативных групп никто не обращал внимания на Киша Варгу, одним человеком больше, одним меньше, не до того было, чтоб разбираться, какой он, этот Варга. Опять же слишком привередничать не стоило: потому что те, кто вступил в кооператив по истовому убеждению, не первый год в нем работает — пример подают — уверятся, значит, и другие, пообвыкнут, вместе работать научатся — вот какой принцип был. Чем богаты, тем и рады, а небогат радостью не один Киш Варга был. В первый год ведь хозяйствовали только по первому типу[19], вместе лишь пахали да сеяли, потому-то и не разбирались особенно, кто да что.

Впервые о Киш Варге заговорили тогда, когда через пару лет перешли к третьему типу — и земля общей стала, и инвентарь, и план появился — приступили к организации хозяйства коллективного по-настоящему и на совещаниях бригадиров стали обсуждать, кто чем займется. Шули Киш Варгу Габор Киш предложил включить в бригаду Яноша Балога к возчикам. Янош Балог по этому поводу еще ворчал:

— Сколько можно, как есть один старики! Спасибо, старух не подбросили! И на вот тебе, Шули Киш Варгу сюда же! Что я с ним буду делать?

— Приставь его к лошадям, посади на телегу, и само дело пойдет: телега тронется и его потащит. Мешки таскать — слабоват он, в рабочее звено — ненадежен, только спотыкаться об него будут, так что сподручнее всего у тебя. Хлестанет он сивку и побредет себе за плугом. А потом поглядим, сейчас нам не впору об каждом в отдельности гутарить: наиглавнейшее дело — сев, — порешил Габор Киш.

Получил, стало быть, Шули Киш Варга двух лошадок да телегу — не со своего двора. Одну свою лошадь он уже продал, и напрасно ему втолковывали, что в кооперативе от нее и ему прок будет.

— Прок, прок… в кармане сохранней, — пробурчал он про себя и повел животину на базар.

Продал бы и другую, за грош бы отдал, но покупщик сразу не нашелся, а потом по базарам расхаживать времени не стало, потому как пошел слух, что грядет поголовное обобществление и придется домой с хутора переселиться. Как в сорок пятом, когда ставил хутор, впряг он к оставшейся лошади корову и перебрался.

«В извозчики, значит? На собственной земле и при собственной упряжи? — с горечью подумал Варга, когда его спросили, не хочет ли он в бригаду возчиков. Но потом погнал от себя эту горесть. — Все ж лучше, чем в звено, где человека вечно поедом гложут, — в секунду озарило его. — Неистребима была в нем вера в лучшее, которая облекалась обычно в слова: — В кооперативе только тому хорошо, у кого есть постоянное место — будь то лошади, скотина, коровник или свинарник: трудодни только так и могут набежать. Платят посуточно, а делать что? Пока другие ковыряются в земле или потрошат стога на молотилке, посматривай себе наружу из дверей прохладного стойла. Потом я уж найду способ перебраться отсюда в коровник или свинарник. Вот там работа так работа!» — быстро нашел он путь к надежде.

Пока же, само собой, надо и здесь хорошенько трудиться. А работать надо было и в самом деле до седьмого пота. Все лошади в кооперативе из разных упряжей, не привыкшие друг к другу, ведь большинство новых членов если и приводили лошадей, то только по одной. Теперь их надо было ставить в пару, приучать ходить согласно.

Сотня лошадей, разумеется, принесла с собой и характеры сотни своих владельцев, их манеру бить, бранить или голубить. Это проявлялось в норове и повадках животных. К тому же у сотни лошадей и сотня своих собственных характеров, капризов, понятий, так что навести здесь порядок — это тебе не в бирюльки играть. Забот с ними почти как с людьми. Щиплют, грызут, лягают, кусают друг друга лошади, которым не по нраву новая пара. Если они в одной упряжке оказываются — тут прямой вред работе. Одна, скажем, ленивая, другая шалая, того и гляди, вырвется. Третья с придурью — то понесет, а то шагу не ступит, а ежели с грузом, то хомут сдергивает, постромки рвет.

Да и с плугом не лучше — одна тянет, выгнув шею, идет по борозде ровно, а другая трусит себе рядышком и ухом не ведет. Первая, конечно, в поту, в мыле, на холодном октябрьском воздухе пар от нее валит, а на другой, на хитрюге, постромки болтаются, оглобли у задних ног погромыхивают, а шерсть так и лоснится. Вот такая же упряжь и у Шули Киш Варги. Бригадир Янош Балог видит это, подходит и спрашивает:

— Что это у тебя с лошадьми, Янош? Буланая запаленная, что ли? Они обычно сразу взмыливаются.

— Что? А то, уважаемый товарищ (обращение «товарищ», подумал он, этому Балогу будет приятно), что не подходят к друг другу эти лошади. Буланая лошадь шалая, хотя и с запалом, а другая — ровно буйвол. И стара и ленива.

— Менять их уже пробовал? Поставить, скажем, на борозду гнедую?

— По-разному пробовал, товарищ Балог. То вообще не идут, и тогда нормы не вытянешь, то, ежели к примеру, бью эту старую дохлятину, опять буланая спешить начинает, и опять же она тянет плуг, потому что боится не только кнута, но даже взмаха.

— А постромки этой ленивой не подтягивал?