Шули Киш Варга обернулся, не отпуская рукояток плуга, и уставил на бригадира круглые невинные глаза:
— Как чем? Пашу!
— Что ты пашешь, я вижу, но на сколько сантиметров ты пашешь?
— Ну-у, на сколько приказано — на восемь дюймов, то бишь на двадцать сантиметров, вот померяйте, дорогой товарищ, — дюймовки у меня, правда, нету, но есть у меня в кармане маленькая палочка. — И, вынув щепочку, он опускает ее в борозду, прижимая к жирно-блестящему черному земляному срезу.
Совпало, вплоть до одного сантиметра.
— Вижу, вижу, только не думай, что я дурнее тебя. Пошли-ка назад, туда-туда! И брось плуг!
Вернулись ланца на три. Янош Балог остановился.
— Ну-ка, сунь здесь в борозду свою мерку, — сказал он Варге.
Шули Киш Варга повиновался, — вспотел, горел без огня, хотя погода была вовсе не для потения — с северо-востока поддувал пронзительный ветерок.
Щепочка выступала на девичью ладошку, дюйма на два по меньшей мере.
— Что скажешь, где твои восемь дюймов? Здесь даже и шести нету.
— Ума не приложу, как это вышло, — смущенно лепетал Шули Киш Варга, — Наверняка эти дохлые твари плуг здесь подняли, посмотрим-ка в другом место, — рвался он доказать свою невиновность.
Посмотрели. Там было то же самое.
— Как случилось? Как вышло? — сокрушенно качал головой Киш Варга.
Прошли по всей борозде вплоть до тропы. Но ближе к тропе запашка опять была восьмидюймовой.
— Ну просто не знаю, как это вышло, — прикидывался Шули Киш Варга. — Здесь же опять восемь дюймов. Плохо идет этот плуг, так и норовит из земли… — пытался он поправить беду иначе. (Знал, хорошо знал, ведь только увидал, что Янош Балог идет поперек участка, сразу же врезал плуг поглубже. Потом наклонялся, счищая палочкой сорняки и тыквенную плеть, намотавшуюся на нож плуга и, пользуясь моментом, поднимал полевую доску на два отверстия выше. Только не знал он, что видит это и Янош Балог.)
— Беды с этим плугом никакой, Янош Варга, с тобой вот только беда. Пройдись-ка со мной немножко, вон туда по участку, покажу тебе кое-что.
Они зашли по пашне за полосу Шули Киш Варги саженей на пятьдесят, и Янош Балог остановился.
— Глянь-ка отсюда на свою вспашку, что ты видишь?
Шули Киш Варге по-прежнему было невдомек, не мог он понять, чего этот Балог хочет.
— Что вижу? — нехотя отозвался он. — Да ничего не вижу. Вспашка как вспашка. Как у других. Слепых борозд нет, это точно, ручаюсь вам…
— Ну тогда смотри! И не говори, что я к тебе придираюсь. На добрый ланц в сторону от полевой тропы вспашка твоя рыхлая, черная и не блестит. Но дальше, глянь-ка, через все поле, почти что до другой тропы, она коричневая и блестящая, как смола, так и сверкает на солнце. Ты думаешь, почему?
Шули Киш Варга смотрел, смотрел, и сказать ему было нечего. Беда налицо, и как хотелось отколошматить свою дурную башку. Рвался к авторитету перед руководителями и членами кооператива, чтоб не считали его никудышным человеком. И трудодни бы множились. И вот на тебе!
— Ну, как ты думаешь, почему? — настаивал Янош Балог. — Ты должен знать. За плуг становишься не впервой.
— Земля, знать, там сырее, мягче, — выдавил он наконец.
— Нет, Янош, земля не сырее, это ты плуг поднял. Там, где ты зарывал его на восемь дюймов, ближе к обеим тропам, чтобы мы не видели, — думаешь, ослепли мы, да? — так вот там плуг выворачивает зернистую целинную землю, потому что весной так глубоко не запахивали. А там, где ты поднимаешь плуг на шесть дюймов, там она лежит пластами мягкими и наклонными и сверкает, потому что на этой глубине вспашки она вся пропитана водой. Потому-то и липнет земля к плугу и тебе приходится постоянно чистить его палочкой. Так что вставай утром пораньше, коли хочешь нас перемудрить. Видишь — и земля тебя выдает. И ее не обманешь. Если не будет сильных морозов, то весной она так иссохнет, что будет хуже, чем если бы мы ее вообще не вспахивали. А теперь посмотри туда, на вспашку Михая Сёке или Шандора Балла — земля у них, как у тебя, не блестит, и нет таких отвалов.
Шули Киш Варга не находил слов. Такого поворота он не ждал. Свет померк. Улетучились надежды. И все же он пытался как-то оборониться:
— Не знаю, как это вышло, пахал, как всегда.
— В том-то и дело, что как всегда! Как всегда, обманывал. Поднимал плуг, забирал шире — пусть себе множатся трудодни, — смотри, как пучится твоя борозда посреди участка: по той же причине, — и пусть себе множатся наши беды. Но ты ведь очень хорошо знаешь, что с каждого хольда земли, вспаханного таким образом, соберется на десять — пятнадцать центнеров кукурузы меньше, даже если летом будет достаточно дождей. А если сушь — все погорит. Чем же тебе откармливать свиней следующей зимой? А? Чем? Хочешь, чтобы ничего не уродилось и члены кооператива голодали? Потому что сейчас это во вред не только тебе, но и нам тоже. Соображаешь? Нам тоже! Ну, жук колорадский, язва тебя возьми, как прикажешь с тобой поступить?