Избранное

У Кандаурова были свои счеты с Семеном. Тот как-то рассказал на сходке, что следы от ограбленной клети у вдовы в соседней деревне вели на смердовскую мельницу, и добавил, что хоть нет больше царских урядников, ворам и разбойникам все равно потачки не будет и крестьян грабить не дадут.

— Долго будете стоять, сукины дети! — угрожающе прошипел Михей Петрович.

Теперь уже близко послышался стук колес и скрип ныряющей в колдобинах телеги.

Кандауров кивнул Кружному. Тот засунул обратно нож за голенище и быстро подхватил кузнеца за ноги. Они немного отошли, раскачали тело и сбросили на низкорослые елочки. Оно провалилось сквозь них и мягко упало на землю. Густая зелень деревцев совершенно его закрыла.

3

Базанов снял порожнюю торбу с морды лошади и, подвязав чересседельник, собрался отвести ее от коновязи, чтобы ехать домой. Тут к его телеге подошел, опираясь на палку, ссутуленный грузный мужчина в черном пальто на вате и теплом картузе. Василий Егорыч посмотрел на него с недоумением. Даже когда тот заговорил, шамкая и с одышкой, он не сразу его узнал.

— Никак, не признаешь, Василий? А я вот сразу, еще издали, тебя заприметил.

— Александр Семеныч, батюшки, вы ли это? Помилуйте, как не признать, только вот не ждамши, растерялся маленько… Мы-то думаем, вы все в Питере проживаете…

Базанов заморгал, схватился за шапку, засуетился, без надобности стал шарить в телеге. Как и всякий пожилой кудашевский крестьянин, он хорошо помнил надменного лакея генеральши, с его внушительной осанкой и расчесанными пышными бакенбардами. А сейчас перед ним дряхлый, обрюзгший старик, на отекшем лице — неопрятная щетина бородки и свисшие клочья седых волос по щекам. Хотя Александр Семенович глядит, как и раньше, насупившись и хмуря лохматые брови, — во взгляде нет и следа прежней твердости. Глаза слезятся, голову он поворачивает вместе с туловищем.

— Не все в Питере проживать, захотелось вот на родине побывать, посмотреть, какие тут завелись порядки, как без нас живете… Генеральша-то померла.

— Неужто правда? Царство ей небесное, о господи… Как же это? А мы и не слыхали. Жаль-то как, вот жаль! Хорошая была барыня, не обижала, — сразу расчувствовался Базанов. — Без нее-то теперь, батюшка, поиначе все пошло. Хозяин нонешний, Николай Егорыч, прости господи… — Однако Василий Егорыч не стал, из привычной осторожности, судить сильного соседа и смолк, несмотря на свое желание потрафить Александру Семеновичу.

— Известное дело, что у него, образованность? Мясник, да и все тут, — презрительно отозвался бывший лакей. — Теперь вот что, Василий, ноги у меня плохи стали, ходить ямщика искать трудно да и не видать их что-то… Свези меня в Кудашево… Надо съездить. Вещей у меня всего эта корзиночка, я на квартире все оставил. Где там с сундуками возиться? Да и назад думаю скоро в Питер… Поживу здесь немного…

О своих планах Александр Семенович говорил не совсем правду, а о сундуках упомянул уже вовсе зря, из амбиции. Как бы не заключил мужик, что старый лакей за полвека службы у генеральши всего нажил добра, что эту пустовесную корзинку! Накопленных десятилетиями сундуков, где дотлевали поношенные фраки и сюртуки, манишки и иная, пожалованная в разное время отслужившая господам одежда, где хранились всевозможные подарки, вроде выцветшего портрета генерала, деревянной, расписанной золотом ложки, массивных серебряных часов с ключом и брелоками, различных коробочек с бархатной обивкой — футляров из-под столовых приборов и драгоценностей, непарные запонки, пачки визитных карточек, и снова коробочки, набитые всякой дрянью, завернутой в бумажки, и многое, многое еще, что, попадись на глаза хозяину, заставило бы его пожать плечами в совершенном недоумении — как попала эта чепуха в его заветное хранилище? — этих громоздких сундуков с запахом непроветренного платья и старинных петербургских квартир уже не было. Перед отъездом из Петрограда лакей второпях и бестолково распродал свое имущество.

Надо сказать, что после смерти ее высокопревосходительства он остался совершенно один в пустой квартире. Степаниду, заболевшую водянкой, пристроили в богадельню еще при жизни генеральши. Другой прислуги давно не держали. Не нашлось и с кем посоветоваться. Своих друзей у лакея никогда не было. Разъехались куда-то родственники и знакомые Елены Андреевны; даже домовладелец, в доме которого она прожила более сорока лет, и тот покинул город, бросив свое владение. Все бежали из Питера, словно ожидали чумы. Лакей недоумевал, ворчал на беспорядки, утратил сон.

И, помаявшись некоторое время, Александр Семенович решил ехать в деревню, намереваясь осуществить там свой давнишний план — на паях с мужиком пооборотистее открыть в Кудашеве лавку. Для этой цели он вез с собой зашитые в полу сюртука семь тысяч двести рублей в неприглядных купюрах Временного правительства — все свои многолетние сбережения, выбранные из банка.