Избранное

Они идут по гребню — два маленьких силуэта, затерявшихся в безмерном просторе гор.

Наконец они наверху, на полонине.

Ветер лохматит им волосы, развевает юбки.

— Отсюда видно все, — говорит Зузка и показывает, — где наши… и где немцы.

Они долго молчат, глядя вниз.

— Месяц назад фронт был гораздо дальше.

Жена Матуша прикрывает рукой глаза от солнца.

— Матуш там? — показывает она на юг.

— Там.

Зузка поворачивается и смотрит на восток.

— А наш отец, наверно, там…

Анка продолжает смотреть на юг.

— Они воротятся, не бойся, — говорит девушка. — Должны воротиться, Анка!

49 КАРТИНА

В главном штабе СС

Главный штаб расположился в особняке бывшей дворянской усадьбы; салон в стиле барокко — старые портреты и картины, канделябры, подсвечники, венецианские зеркала, высокие окна, затянутые парчовыми портьерами.

Сверкает огромная хрустальная люстра, а под ней — на круглом мраморном столе — разложена военная карта.

Разлетаются створки дверей, правые руки офицеров, выстроившихся в салоне, взлетают вверх.

— Heil Hitler!

Обергруппенфюрер и генерал войск СС Хёффле, небрежно ответив на приветствие, подходит к столу.

— Meine Herren[13], — начинает он с леденящей вежливостью. — Почти два месяца банды мятежников оказывают сопротивление немецким вооруженным силам. Как я могу объяснить это моему фюреру? — Генерал говорит голосом острым, как лезвие ножа. — Сказать ему, что немецкий солдат разучился воевать? Что у нас неспособные офицеры? А может, сказать, что немецкий солдат уже не верит в окончательную победу?

Офицеры молчат, словно онемев.

— Такая ситуация для империи не только позорна, но — после капитуляции Венгрии — и крайне опасна в стратегическом отношении. Я привез личный приказ фюрера: немедленно нанести главный, сокрушительный удар!

Хёффле бросает на стол кавалерийский хлыстик.

— Покажите, как вы подготовились.

Командир танковой дивизии, стоящий справа от генерала, первым берет хлыстик.

— Восемнадцатая бронетанковая дивизия СС «Хорст Вессель» вместе с частями танковой дивизии «Адольф Гитлер» тремя колоннами атакует города Брезно и Зволен…

Хлыстик-указку берет его сосед.

— Сто семьдесят восьмая бронетанковая дивизия «Татра» прорвет оборону на Кремницком нагорье, захватит территорию аэродрома и город Банска-Бистрица.

Хлыстик переходит из рук в руки, путешествуя вокруг мраморного стола, командиры показывают на карте расположение своих частей и сферу их действия.

— Бригада СС «Дирлевангер» займет Ружомберок, Липтовску Осаду, Доновалы и оттеснит банды в район Низких Татр.

— Четырнадцатая дивизия СС «Галициен» очистит пространство в бассейне рек Ваг и Турьец.

— Все наступательные операции обеспечены поддержкой нашей авиации со словацкой и польской территории.

— По предложению имперского министра Протектората Чехии и Моравии обергруппенфюрера СС Франка наша победа будет отпразднована торжественным парадом и благодарственными молебнами в городе Банска-Бистрица.

Хлыстик вернулся к генералу, круг замкнулся.

Подобно стальному обручу, который сожмет повстанческую территорию.

Обергруппенфюрер СС генерал Хёффле берет свой хлыстик.

— Благодарю, господа, — говорит он строго. — Фюрер ждет сообщения о победе.

Небольшая напряженная пауза.

— Я надеюсь, что вам хорошо известно, как он бывает нетерпелив.

50 КАРТИНА

Цех железнодорожных мастерских

Автогенные аппараты рассыпают фейерверки искр — зашиваются раны бронепоезда.

А их немало: маскировочная краска облупилась, когда-то гладкая броня покрыта вмятинами и бороздами от пуль и осколков, у одного из орудий снесло башню.

Доброволец Чилик разносит сварщикам пиво.

Из-под маски сварщика показывается лицо сержанта Балога.

— Вы вкалываете как черти, — с восхищением говорит Чилик. — Но не помешало бы заменить броню новой.

Балог трет покрасневшие глаза.

— Товарищи в Подбрезовой уже готовят ее, — отвечает он устало. — Она будет толще на семь миллиметров.

— Но не из шведской стали. Шведская сталь, пан сержант, эх, если бы нам шведскую сталь!

Балог залпом выпивает пиво.

— А ты напиши шведскому королю, — усмехается он. — Тебе он, может, и пошлет.

Он опускает на лицо маску, из-под рук его вырывается новый фейерверк.

По всему цеху — вспышки, снопы искр, грохот, гул, отовсюду слышны звуки лихорадочной работы: до утра поезд снова будет приведен в боевую готовность.

Там, в углу цеха, за деревянной перегородкой, на соломенных матрацах отдыхают бойцы бронепоезда (здесь они спят, когда объявляется боевая готовность).

Только Матуш еще не спит.

Он лежит с бутылкой в руке и пьет.

Винцо Пирш, лежащий рядом, зашевелился.

— Не пей ты столько. Ну что тебя опять гложет?

Матуш вытянулся на матраце.

— Этот немец… что же еще, — отвечает он через минуту. — И еще одно…

Замолчав, он снова отпил из бутылки.

— Ты, к примеру, знаешь, за что воюешь. И наш сержант тоже. А я — так, из мести… Как-то вроде только для себя.

— Спи давай, — проворчал Пирш. — Когда-нибудь до тебя дойдет, что это не твоя частная война.

Матуш лежит, глядя на высокий потолок цеха.

— Я, может, уже сам понял… — тихо говорит он.

Пирш не отвечает — он спит.