Поезд под перекрестным огнем.
Вдруг — сильный взрыв, поезд окутывают облака пара: прямое попадание в один из вагонов.
Битва продолжается.
Капитан Подгорец звонит в пулеметный вагон.
— Связь с паровозом прервана. Немедленно доставьте на паровоз приказ: полный вперед!
Сержант Балог старается перекричать треск пулеметов.
— Понимаю… вперед! — повторяет он приказ.
Повесив трубку, он что-то кричит Пиршу и открывает аварийный выход — крышку люка в полу пулеметного вагона.
Пирш выскальзывает в отверстие и исчезает под поездом.
Балог бросается к его пулемету.
Пирш ползет меж недвижными колесами — туда, к паровозу.
Поезд застыл, словно мишень для прицельного огня…
Еще несколько метров — и солдат понимает, что поезд уже не двинется с места: там лежит мертвый машинист, его ошпарило и выбросило наружу взрывом котла. А из будки паровоза свисает неподвижная черная рука кочегара.
Свистит пар, окутывая все вокруг едким туманом…
Пирш ползет назад, по поезду бьют снаряды, свистят пули, звеня о рельсы.
Одна из них находит солдата между колесами — в тот момент, когда он уже подтягивался в люк пулеметного вагона.
— Поезд не пойдет, — говорит он из последних сил. — Разбит котел… машинист и кочегар убиты…
Балог подскакивает к телефону.
Рука Пирша разжимается, тело его падает между колесами.
Капитан Подгорец выслушивает роковое известие.
— Оставить поезд! — решает он. — Я приказываю оставить поезд, пробиться к нашим и вместе с ними…
Он не успевает договорить: прямое попадание в штабной вагон… Капитан опускается на пол.
В руке он еще держит трубку с оборванным шнуром.
Бронепоезд отвоевался: с выведенным из строя паровозом он стал мишенью для огня противника.
Команды всех вагонов выполняют приказ: покидают поезд через двери и аварийные выходы.
Матуш и Вендель вытаскивают Пирша из-под колес.
Танки, потеряв интерес к бронепоезду, перегруппировываются и возобновляют атаку на передовую линию обороны повстанцев.
Но железнодорожное полотно обстреливается альпийскими стрелками. Команда бронепоезда под этим обстрелом стремится пробиться к ближайшим позициям повстанцев, к флангу капитана Федорова.
Балог и Чилик стреляют из автоматов, прикрывая отход товарищей, несущих Пирша.
Там, в ложбине под явором, приходит конец его страданиям.
— Воды… — просит умирающий.
Вендель бросается к ручью.
Пробежав несколько метров, он раскинул руки и как подкошенный упал на землю.
Вокруг него рассыпалось несколько визитных карточек фирмы — белые бумажки падают на пеструю осеннюю листву…
Матуш видит, что произошло.
Но и он без колебаний бежит к ручью.
Пробежав мимо мертвого Венделя, он выбегает на берег.
Опустившись на колено, снимает пилотку, быстро зачерпывает воду.
Что-то резко свистнуло. Лицо Матуша искривилось, он хватается за плечо.
Вода ручья окрасилась кровью, пилотка выпала из рук солдата.
Ее уносит быстрым точением по ручью, полному золотисто-желтых листьев.
Пилотку подбросило, она закружилась в водовороте и снова плывет дальше вместе с листьями.
Эта солдатская пилотка словно хочет спастись, исчезнуть — исчезнуть из долины, в которую вступила смерть.
Бой продолжается. Стрельба, взрывы, канонада.
На фоне нацистских и гардистских флагов или большого неподвижного, треснувшего колокола появляется надпись:
Картину постепенно застилает густой черный дым.
Большая комната, разделенная колоннами, полна картин, статуэток и других антикварных вещей. Шкафы раскрыты, ящики выдвинуты, в комнате царит атмосфера отъезда: оберштурмбанфюрер Штумпф и его ординарец укладывают вещи.
— В который раз мы так переезжаем, Франц?
— Кажется, это восемьдесят четвертый, герр оберштурмбанфюрер, — отвечает ординарец.
Заднюю стену комнаты занимает большая картина, на которой изображены обнаженные мужчина и женщина почти в натуральную величину; они стоят на одинокой скале, окруженной бушующим морем.
Штумпф задумчиво смотрит на картину.
— А как ты думаешь, Франц, сколько раз мы еще будем переезжать?
— До окончательной победы, герр оберштурмбанфюрер! — выдохнул слуга, стараясь закрыть набитый доверху огромный чемодан.
На боковых стенах комнаты уже недостает нескольких картин меньшего формата.
— И еще эту… и эту… — показывает Штумпф. — А ту не надо — всего лишь копия.
Господин и его слуга проворно, с профессиональной ловкостью вынимают картины из рам и бросают свернутые рулонами полотна в чемоданы: видно, что у них большая практика в этом роде деятельности.
— Герр оберштурмбанфюрер, — напоминает Франц, — герр оберштурмфюрер Риттер ожидает довольно долго.
Штумпф в ответ пожимает плечами.
— Я дожидался его почти два месяца. Что ж, пускай войдет.
Достав из ниши продолговатую бронзовую статуэтку, он заворачивает ее в газету, как кусок колбасы, и бросает в чемодан.
— Heil Hitler! — говорит вошедший.
— Я рад, что снова вижу вас — спустя такое время, — говорит Штумпф с застывшим, бесстрастным лицом, выражение которого противоречит его словам. — Ходили слухи, что вас уже нет в живых.