На потолке танцуют длинные тени — силуэты ночной смены сварщиков, ремонтирующих бронепоезд.
Слышится гул канонады.
Забитое до отказа шоссе — удручающая картина эвакуации: бежит, кто может…
И на чем может: на повозках, старых машинах, велосипедах.
В черном фиакре, напоминающем похоронный экипаж, несколько детей и плачущая женщина.
Бо́льшая часть беженцев идет пешком; поток людей, согнувшихся под тяжестью вещей — необходимых и ненужных…
Над головой мелькает труба старинного граммофона.
Кто-то везет на тачке олеандр в глиняном горшке.
Старик тащит упирающуюся козу.
У женщины разорвался мешочек, мука сыплется под ноги беженцев, женщина пытается спасти хоть остатки.
Белокурая девчушка гонит перед собой нескольких гусей.
За горизонтом не прекращается гул: это тот бич, который подстегивает волю людей, подгоняя путников.
На железнодорожном полотне из-за поворота показывается бронепоезд; вот он приближается к виадуку.
И лишь бронепоезд движется в направлении, противоположном тому, в котором катится лавина беженцев под виадуком: поезд идет прямо в огонь фронта.
Дорога опустела.
Лишь брошенные то тут, то там вещи напоминают, что здесь прошел людской поток.
Раскрытый чемодан с одеждой.
Сковорода и старые сапоги в кювете.
Перевернутая детская коляска, у которой только три колеса.
Все находятся на своих местах.
Сержант Балог смотрит в перископ.
— Бегут люди…
Сквозь щели бойниц это видят все.
— Это только гражданские, — говорит Пирш.
И снова тишина. Только стук колес.
— В который раз мы так едем? — спрашивает доброволец Чилик.
Никто не знает.
— А… какая разница, — отвечает Матуш.
— Главное, что мы всегда возвращаемся, — добавил сержант.
Солдат Вендель достает записную книжку-календарик.
— Сейчас я вам скажу точно, — говорит он, перелистывая странички с записями. — Первый раз это было, когда меня ранило. Потом две недели в госпитале, тогда я с вами не ездил. Ну а после этого… второй раз… третий… четвертый… пятый… и шестой… и…
— Для чего это ты подсчитываешь? — перебивает его Балог.
Ему что-то не нравится в этой статистике. То ли она противоречит его принципам, то ли тут дело в суеверии.
— Мы ведь не в последний раз едем. Считать будешь потом, после войны, а сейчас брось.
Вендель убирает календарик.
— А знаете, мы могли бы после войны встречаться… Хоть раз в год. Что скажете?
Это предложение несколько удивило всех.
— Что ж, можно, пожалуй.
— Почему бы нет?
— А где? — спрашивает Чилик.
Вендель в один момент продумал все:
— У меня есть небольшой сад… Запечем мясо, дети будут носить нам пиво, а мы… мы будем есть, запивать пивом и беседовать. Вспоминать, как мы воевали!
Предложение всем пришлось по душе.
Проясненное лицо Венделя. Его небольшой сад. Дети и пиво. И ощущение, что уже давно кончилась война.
— Если только пиво будет, я не приеду, — заявляет Винцо Пирш.
Вендель машет рукой.
— Будет все — кто что пожелает!
У сержанта Балога есть замечание:
— А знаете, что самое главное?
— Хорошее мясцо! — говорит Вендель. — Свиной огузок.
— И мягкая вырезка, — добавляет Пирш.
Командир пулеметного вагона качает головой.
— Нет, ребята, хорошо прогоревшие угли, угли в кострище! Чтобы жир не капал зря.
Матуш слушает молча.
— И я, может, приехал бы, — отзывается он через минуту. — С такой черешневой водкой, какой вы еще никогда не пили.
Огоньки, вылетающие из раскаленных стволов горных орудий.
Ветки с яркой осенней листвой, маскирующие танки, падают; группа танков идет в атаку.
За ними, согнувшись, бегут альпийские стрелки.
На горизонте появляются темные точки немецких истребителей.
Яростная атака в полном разгаре: совместные действия танков, горной артиллерии, авиации сосредоточены для фронтального прорыва на этом участке.
Среди его защитников — словацкие и советские партизаны капитана Федорова.
Отец Матуша лежит в неглубокой яме, вжимаясь в глину. Снаряды рвутся вокруг, прижимая повстанческую пехоту к земле.
Над линией фронта промелькнули тени немецких истребителей: летя на бреющем полете, они стреляют, сея смерть.
Бойцы еще не опомнились от налета, а на них уже ринулись танки.
Группа «тигров» атакует правый фланг, который защищен лишь тяжелыми пулеметами.
Один из танков мчится прямо на две березки и, выворотив с корнем, утюжит их.
Золотисто-желтые листья рассыпаются по полю боя.
С позиций повстанцев навстречу танкам летят гранаты.
Но танки неудержимо приближаются.
Правый фланг оборонительной линии прорван. Ситуация угрожающая: повстанцам грозит обхват.
Капитан Федоров что-то кричит в полевой телефон, но тщетно: связь уже прервана.
Из-за поворота показывается бронепоезд.
И сразу открывает яростный огонь по флангу атакующих танков.
— Бейте их, ребята, — вздыхает с облегчением отец Матуша. — Помогите, ради бога…
Бронепоезд бьет из всех видов оружия.
Один из «тигров» уже горит.
Второй закружился на месте с разбитой гусеницей.
Танки словно в нерешительности.
Но тут же они перестраиваются для атаки — и направляются прямо к железной дороге.
Немецкая пехота стреляет по бронепоезду из фаустпатронов.
С другой стороны приближаются тапки.