Читаем Избранное полностью

Конечно, и в Узунларе есть дома, на которые нельзя смотреть не зажмурив глаза. И там можно насчитать не один, не два десятка домов с резными петушками на коньках железных крыш. Но больше, конечно, бедных лачуг, как и у нас. Вот среди деревьев белыми веселыми окнами проглядывает халупа. Она особенно проглядывается вечером, когда окна ее изнутри освещаются светом керосинки. Это дом Мусы Караева, отца моего взрослого кирвы, Али, с которым мы волос закопали, побратавшись навсегда. Знать бы, как обошлась для большого Али его месть — это когда он припечатал ягодицу сына Абдуллы-бека «горячим каштаном» из пращи. А вон тот, что под соломенной крышей, скорее похожий на жалкий сарай, чем на дом, — хижина Качак-Наби. С этим домом соревнуется в бедности прижавшаяся к ней другая жалкая халупа, также похожая на сарай, — дом Кёр-оглы. А вот дом, где все говорит о прочном достатке. Его я с закрытыми глазами отличил бы среди десятка других. Это дом Абдуллы-бека, нгерского Вартазара.

Держу пари, что и у Вартазара, наверное, здесь есть кирва, а у Абдуллы-бека — в Нгере. Жить в Нгере или Узунларе и не иметь кирву в соседнем селе — это почти невозможно. Честное слово.

Только не делайте большие глаза, если после всех этих слов услышите вдруг воинственный клич нгерской ребятни, обращенный к Узунлару:

— Эй вы, соседи. Выходите. Вызываю один на один. На левую руку.

Зазывать соперника на левую руку после того, как мы побратались, волос закопали? Да, да, не удивляйтесь. Дружить и ссориться — и это было обыкновением тех дальних-дальних лет. Может быть, возраста. Иначе чем объяснить смысл наших опустошительных набегов на сады Боюк-киши, которого мы все любили?!

Прошу прощения, не задавайте наивных вопросов. Когда нам по девять-десять лет, не ищите в нас разумных решений, сейчас бы сказали, логических поступков. Где ей, логике этой, пастись, если в ночных налетах на сад Боюк-киши в числе громил значусь и я. Я — кирва сына Боюк-киши.

Можно было, конечно, об этом не заикнуться, кто нам судья. Но я ненавижу вранье и никогда не видел здравого смысла в нем. Худая правда всегда лучше доброй лжи. Но это между прочим, к слову пришлось!

Не следует забывать и другое: как бы мы ни любили Узунлар, ни имели в нем дружков, мы — нгерцы и, разумеется, Нгер свой любим больше, чем любое другое село, будь оно населено армянами или азербайджанцами.

Вызов нгерских ребят в воздухе не повисал. Узунларские ребята не прятались от нас в кусты. Не проходило и часа, как, на ходу воинственно засучивая рукава, стеной пошли к ограничительной линии и оттуда, стуча кулаками, посылали через «границу» свои воинственные крики.

В моей памяти не осталось ни одного кулачного боя между нгерской и узунларской ребятней, но красть друг у друга — крали. Ночные налеты и не только ночные на сады узунларцев — случались. По-прежнему плоды из садов Узунлара были нашим первым лакомством. Что было, то было. Наши узунларские друзья отвечали тем же. И для них краденые фрукты были первым их лакомством. Особенно если они из нгерских садов.

Сколько раз гонялись за нами разгневанные хозяева, заставая нас в садах? Сколько раз уносили мы ноги, убегая от преследователей, роняя краденые фрукты, на ходу подбирая их, громко хохоча.

Не забыть мне проклятий, посылавшихся нам вдогонку Боюк-киши, так и не опознавшим среди налетчиков своих любимчиков — внуков гончара Оана, меня и Аво.

Вы бы только послушали, какие ругательства извергал один только Боюк-киши. Вот никогда не думал, что добрейший Боюк-киши способен на такую роскошь:

— Чтоб вас разорвало, пустодомы несчастные. Хоть бы дали плодам созреть. Разбойники. Грабители. Нарветесь на дизентерию, сдохнете, сукины сыны. Я все равно вас из-под земли достану, отлуплю за мое почтение.

Но нам уже нипочем все эти угрозы. Дизентерией скорее заболеют хозяева, потому что мы им оставили как раз незрелые.

*

Не знаю, чем бы мы заняли свой досуг летом, если б не это волшебное стекло, которым можно дерево прожечь насквозь — такие у нас были преувеличенные представления о нем. Подумать только, ложусь спать и встаю с мыслью о стекле, чудодейственном стекле, которого так недоставало мне. Недоставало всей нгерской ребятне, которая также не имела сна из-за этого дурацкого зажигательного стекла.

А каковы гимназисты! В каждый свой приезд они непременно находили чем пощекотать наше воображение. Когда-то был для нас диковиной бумажный змей с двумя развевающимися лентами сзади, который запускали гимназисты на нитке в воздух. Такое удовольствие, когда удавалось запустить высоко. Не жалкое приспособление из листа бумаги или куска ткани с наклеенными на него тонкими деревянными планками, а целый «ераплан». Ничего, пережили, а теперь на него ноль внимания. В диковину были в свое время граммофон с пестрой грубой, извлекающий из нутра громовую музыку, и мандолина. Тоже ведь не сразу привыкнешь. Не тар, не кяманча, не бубен, а именно мандолина. Ударишь костяшкой по струнам — такой шум. А если ты умеешь играть, такую отчубучит музыку, что ноги сами идут в пляс.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Огни в долине
Огни в долине

Дементьев Анатолий Иванович родился в 1921 году в г. Троицке. По окончании школы был призван в Советскую Армию. После демобилизации работал в газете, много лет сотрудничал в «Уральских огоньках».Сейчас Анатолий Иванович — старший редактор Челябинского комитета по радиовещанию и телевидению.Первая книжка А. И. Дементьева «По следу» вышла в 1953 году. Его перу принадлежат маленькая повесть для детей «Про двух медвежат», сборник рассказов «Охота пуще неволи», «Сказки и рассказы», «Зеленый шум», повесть «Подземные Робинзоны», роман «Прииск в тайге».Книга «Огни в долине» охватывает большой отрезок времени: от конца 20-х годов до Великой Отечественной войны. Герои те же, что в романе «Прииск в тайге»: Майский, Громов, Мельникова, Плетнев и др. События произведения «Огни в долине» в основном происходят в Зареченске и Златогорске.

Анатолий Иванович Дементьев

Проза / Советская классическая проза
Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза
Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза
Зелёная долина
Зелёная долина

Героиню отправляют в командировку в соседний мир. На каких-то четыре месяца. До новогодних праздников. "Кого усмирять будешь?" - спрашивает её сынуля. Вот так внезапно и узнаёт героиня, что она - "железная леди". И только она сама знает что это - маска, скрывающая её истинную сущность. Но справится ли она с отставным магом? А с бывшей любовницей шефа? А с сироткой подопечной, которая отнюдь не зайка? Да ладно бы только своя судьба, но уже и судьба детей становится связанной с магическим миром. Старший заканчивает магическую академию и женится на ведьме, среднего судьба связывает брачным договором с пяти лет с орками, а младшая собралась к драконам! Что за жизнь?! Когда-нибудь покой будет или нет?!Теперь вся история из трёх частей завершена и объединена в один том.

Галина Осень , Грант Игнатьевич Матевосян

Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература