Избранное

XIII. ЛЕОНТИХ, ХЕНИД, ГИМНИДА

1.Леонтих. А расскажи-ка, Хенид, как в сражении с галатами я устремился впереди прочих всадников, на белом коне, и галаты, при всей своей храбрости, дрогнули, лишь только меня завидели, и ни один не устоял передо мной. И тогда я, метнув копье, пронзил начальника конницы — заодно с конем, а затем ринулся на оставшихся — некоторые-то еще держались, перестроившись из фаланги в четырехугольник, — на них я и устремился со всем мужеством, сжимая в руке меч, и опрокинул человек семь из них, стоявших впереди, одним натиском коня, а ударом меча я надвое рассек голову вместе со шлемом одному из начальников отряда. Спустя немного и вы подоспели, когда они уже побежали.

2.Хенид. А в тот раз, Леонтих, когда ты в Пафлагонии сразился один на один с сатрапом, разве это не был тоже великий подвиг?

Леонтих. Кстати ты напомнил, Хенид, об этом деянии, также доблестном. Ведь сатрап был огромного роста, и считалось, что он превосходно владеет оружием. С презрением насмехаясь над эллинами, он выступил вперед и стал вызывать охотника вступить с ним в поединок. Прочие-то оробели — лохаги, и таксиархи, и сам полководец, хоть и был доблестным мужем. Ведь нами предводительствовал Аристехм, этолиец, превосходный копейщик, а я был тогда еще только хилиархом. Все же я осмелился и, оттолкнув товарищей, которые меня удерживали, потому что при виде варвара в сверкающем золоченом оружии, огромного и страшного, с большим султаном, на шлеме и потрясавшего копьем, испугались за меня…

Хенид. И я тогда испугался за тебя, Леонтих, и ты знаешь, как я удерживал тебя, прося не подвергать себя опасности первому. Ведь мне и жизнь была бы не в жизнь, если бы ты погиб!

3.Леонтих. Но я смело выступил перед строем, вооруженный не хуже пафлагонца, весь тоже в золоте, так что сразу поднялся крик и с нашей стороны, и у варваров. Ибо и они меня узнали, как только увидели, особенно по щиту, и по знакам отличия, и по султану. Скажи-ка, Хенид, с кем это меня тогда сравнивали?

Хенид. С кем же, как не с Ахиллом, сыном Фетиды и Пелея, клянусь Зевсом? Тебе так шел шлем, и так горел пурпурный плащ, и блистал щит.

Леонтих. Когда мы сошлись, варвар первый ранил меня, слегка, только задев копьем немного повыше колена; я же, пробив его щит пикой, пронзил ему грудь насквозь, потом, подбежав, быстро отсек мечом голову и возвратился с его оружием и его головой, насаженной на пику, весь облитый его кровью.

4.Гимнида. Фу, Леонтих. Постыдись рассказывать о себе такие мерзости и ужасы! На тебя нельзя и смотреть без отвращения, раз ты такой кровожадный, не то что пить и спать с тобой. Я, во всяком случае, ухожу.

Леонтих. Возьми двойную плату!

Гимнида. Я не в силах спать с убийцей!

Леонтих. Не бойся, Гимнида, это произошло в Пафлагонии, а теперь я живу мирно.

Гимнида. Но ты запятнанный человек! Кровь капала на тебя с головы варвара, которую ты нес на пике. И я обниму такого человека и буду целовать? Нет, клянусь Харитой, да не будет этого! Ведь он ничуть не лучше палача!

Леонтих. Однако, если бы ты видела меня в полном вооружении, я уверен, ты бы в меня влюбилась.

Гимнида. Меня мутит и трясет от одного твоего рассказа, и мне чудятся тени и призраки убитых, особенно несчастного лохага, с рассеченной надвое головой. Что же, ты думаешь, было бы, если бы я видела самое это дело, и кровь, и лежащие трупы? Мне кажется, я бы умерла! Я никогда не видела даже, как режут петуха.

Леонтих. Неужели ты такая робкая и малодушная, Гимнида? А я думал, что тебе доставит удовольствие меня послушать.

Гимнида. Услаждай такими рассказами каких-нибудь лемниянок или Данаид, если найдешь таких. Я же побегу к матери, пока еще не наступила ночь. Иди со мной и ты, Граммида. А ты будь здоров, доблестный хилиарх, и убивай себе сколько пожелаешь!

5.Леонтих. Останься, Гимнида, останься! — Ушла!..

Хенид. Уж очень ты напугал доверчивую девочку, потрясая султаном и описывая свои невероятные подвиги. Я-то сразу увидел, как она позеленела, еще когда ты рассказывал о лохаге, и как она менялась в лице и дрожала, когда ты сказал, что разрубил ему голову.

Леонтих. Я думал, что покажусь ей более достойным любви. Но и ты способствовал моей гибели, Хенид, подвернув мне поединок.

Хенид. Что же? Как же было мне не поддержать твои выдумки, раз я понимал, чего ради ты хвастаешь? Но ты уж очень страшно это сочинил. Ну, пусть ты отрезал голову несчастному пафлагонцу; но зачем было еще насаживать ее на пику, так чтобы кровь лилась на тебя?

Леонтих. Это и вправду отвратительно, Хенид. Но остальное, пожалуй, неплохо было придумано. Ну, поди и убеди ее провести со мной ночь.

Хенид. Значит, сказать ей, что ты все это выдумал, желая показаться ей доблестным?

Леонтих. Совестно это, Хенид.

Хенид. Но ведь иначе она не возвратится. Выбирай же одно из двух: либо казаться героем и быть ей ненавистным, либо провести с нею ночь, признавшись, что все налгал.