Избранное

Когда же он характеризует атмосферу этой пьесы следующим образом: «Здесь брак, один на один с самим собой, себя обсуждает и себя разглядывает со всех сторон, во всех своих узлах — и не без печали», то это уже не только предвосхищает театр Мюссе, но и звучит прямо-таки предвестием гораздо более поздних драматургических концепций.

Другая, наряду с состраданием, нравственная опора Виньи— это уже упоминавшаяся позиция стоицизма, «молчания», «нейтралитета», но нейтралитета «вооруженного», всегда сохраняющего готовность встать на защиту истины и гуманности.

Если символом обыкновенной человечности, слабости, заслуживающей понимания и сострадания, Виньи избрал легкомысленную молодую светскую женщину, то символом стоического мужества он избирает солдата. Он пишет «Неволю и величие солдата» — новый роман-триптих. В центре его — образ именно простого безвестного воина, для которого выполнение его прямого долга службы постоянно вступает в резкое противоречие с долгом гуманности.

Виньи оживляет в своем воображении не только собственные годы воинской службы (для него-то конфликт, к его счастью, никогда не вставал так прямо и остро), но и более широкую историю французской армии минувших десятилетий — от времен Директории до событий Июльской революции. За парадно-официальными версиями этой истории, за лозунгами защиты отечества и законности он видит их оборотную сторону: имперски-захватнический характер войн Наполеона⁸, подавление национально-освободительных движений, расправы с собственными согражданами во время народных восстаний. В этих кровавых играх, по мысли Виньи, проигрывает всегда солдат, ибо каждое убийство, совершенное им по приказу, оставляет рану в его собственном сердце. Виньи протестует против заповеди «пассивного повиновения», обрекающей солдат на роль гладиаторов: они должны проявлять героизм, самоотверженность и жестокость ради чуждых им интересов, и даже слава, которую они, возможно, пожинают при этом, преходяща, ибо с очередной сменой власти недавние подвиги трактуются как преступления. Виньи изображает солдата как мученика чести, сохраняющего нетронутым убеждение в первичности гуманного долга вопреки жестокой линии внешней своей судьбы.

Уже само обращение к этой теме и ее подчас обнаженно публицистическая трактовка тоже были новшеством во французской романтической литературе. Один из виднейших представителей романтизма создает здесь произведение, претендующее не только на беллетристичность, но и на ранг военного — точнее говоря, военно-этического — трактата. Но в общий контекст творчества Виньи эта книга тем не менее вписывается органически. Герой-солдат Виньи именно в своем качестве «парии» общества встает в один ряд с его героем-поэтом. И даже с изнеженной аристократкой из комедии «Отделалась испугом» — бесконечно, казалось бы, от него далекой! — он соприкасается какими-то линиями своего удела: она, легкомысленная и слабая, ведь тоже в конечном счете жертва, жертва легкомыслия более принципиального, общественного; ее сердце, ее человеческая самость так же не принимались в расчет при заключении сословного брака-сделки, как исключается из расчета сердце солдата при всех диспозициях его суровой судьбы. Так этика стоицизма неразрывно соединяется с этикой сострадания.

В «Стелло» Виньи по видимости погрузился в исконно романтическую — художническую — проблематику. Но он не замедлил сразу же и расширить бытийный статус своего героя: не только поэт, а еще и солдат, и обыкновенная, ничем не примечательная женщина. Все это — ипостаси Человека.

Но в случае с «Неволей и величием солдата» важно еще отметить принципиальный сдвиг к демократичности концепции человека, утверждаемой Виньи. Прежние его герои так или иначе возвышались над фоном, были личностями в том или ином отношении исключительными, и даже героиня его комедии приподнята над «простыми» людьми хотя бы уже тем, что она все-таки герцогиня. Народ, как мы видели, постоянно присутствовал в художественном мире Виньи; но он в основном тоже был «молчаливым» фоном, хотя его роль и важна именно как роль высшей моральной инстанции. В «Неволе и величии солдата» Виньи демонстративно возвышает простого человека до ранга героя: «Должно быть, и ** вправду на свете нет ничего выше самопожертвования — недаром так много прекрасного заложено в людях незаметных, которые подчас не имеют и представления о собственных достоинствах и не задумываются о тайном смысле своего существования».

«Неволей и величием солдата» Виньи завершил круг, характерный для романтического сознания вообще: от «воспарения», от идеи избранничества и мессианства — к идее земного, человеческого сострадания; от выдающейся, исключительной личности — к «людям незаметным».