Избранное

Герой Виньи оказывается, таким образом, в плену неразрешимых противоречий. Он рвется к людям — и вынужден снова и снова констатировать, что они ему чужие и он им чужой. Чаттер-тон разрубает этот гордиев узел тем, что уничтожает себя. Но пропасть остается — и Виньи она мучит. Он не хочет считать самоуничтожение единственным выходом. Он ищет некой всеобнимаю-щей идеи, которая соединила бы края пропасти, перебросила меж ними мост. Одна такая идея — сострадание.

Сострадание — ключевое понятие этики Виньи, и оно так украшает и смягчает внешний облик скептического и строгого поэта-аристократа и поэта-воина. Оно осеняло самые первые поэтические шаги Виньи. Элоа, героиня одноименной ранней поэмы, «сестра ангелов», рожденная из слезы творца, проникается состраданием к Люциферу и спускается к нему с небес. Братья ее предупреждают: в каждом его слове сокрыта смерть, он сжигает все своим взором, иссушает все своим прикосновением, он не чувствует ни зла, ни добра и не ощущает даже радости от своих злодейств. Но она отвечает: значит, тем более он несчастен. Любовь Люцифера смертельна для Элоа, но сострадание не знает ни страха, ни раскаяния.

В ноябре 1830 года Виньи в дневнике снова вспомнит об этой своей героине, и идея «Элоа» соприкоснется с сен-симонист-ской идеей: «Я продолжу «Элоа» вот как: она обречена на то, чтобы поочередно оживлять бездыханные тела античного раба, средневекового крепостного, современного наемного рабочего; и всякий раз в миг избавления она не может насладиться счастьем и умирает, чтобы вновь вернуться в объятия вечного страдальца. Наконец она становится моей душой — и страдает».

Эта страдающая и сострадающая душа раскроется в «Стел-ло» и передастся героям Виньи — поэтам. Они любят людей вопреки всему, вопреки тому, что эта любовь безответна. О любви к людям говорят и умирающий Жильбер, и умирающий Чаттертон, и страждущий Стелло. Последний на вопрос Черного доктора, считает ли он себя поэтом, отвечает утвердительно и в числе первейших признаков поэта называет сострадание к людям. И сам Черный Доктор, этот, казалось бы, закоренелый скептик, в качестве одного из рецептов прописывает Стелло завет «любить не идею, как бы прекрасна она ни была, а какое-нибудь создание господне»...

Неудивительно поэтому, что после «Стелло», после бездн отчаяния, разверзшихся перед ним, Виньи от образов поэтов, от этих болевых точек своей души, переходит к образам «обыкновенных» людей — тоже достойных сострадания.

Пьеса «Отделалась испугом» (1833) — комедия и едва ли не единственное «несерьезное» произведение Виньи. Но как комедия она серьезна. В основе ее тоже лежит «сугубо нравственная перипетия». Виньи берет слегка фривольный анекдот из сферы супружеской жизни французской аристократии XVIII века (действие комедии происходит в 1778 году), сохраняя «нравственный колорит» эпохи, но и деликатно перенося в пьесу дух своего времени — и свой принцип сострадания. Первый выражается в том, что за историей необычного «воздаяния» за супружескую измену проглядывается «феминистская» проблематика современности (тоже отзвук сен-симонизма). Виньи отнюдь не ратует за «свободу чувств», но он показывает, что аристократический брак по расчету, без сердечной склонности не вправе претендовать на прочность и «святость», тем более если при обоюдном равнодушии и обоюдной неверности общественное осуждение карает только одну сторону, а именно женщину. Герцог, герой пьесы, достаточно благороден и умен, чтобы это понять; попутно он спасает, конечно, и «честь имени», но весь его диалог с «провинившейся» супругой дышит человечностью, тем состраданием, которое лежит в основе всей этики Виньи.

Писатель и тут разрушает каноны: витающий над пьесой призрак убийства как возмездия рассеивается, словно в пику «неистовой» драматургии; но обманываются и расчеты тех, кто ожидал, как в комедиях рококо и их наследницах, специфических пикантностей «адюльтерной» интриги: из пьесы устранены и любовник и любовница — классические амплуа. Все опять подчинено чистоте главной линии. Виньи с поразительным тактом и легкостью идет по самой кромке «скользкого» сюжета, нигде не оступившись, не погрешив ни против самой придирчивой морали, ни против вкуса.

И он здесь тоже, между прочим, выступает пролагателем путей. Его комедия, конечно же, предваряет знаменитые «пьесы-пословицы» Мюссе. «С любовью не шутят» — назовет годом позже Мюссе одну из первых этих пьес; Виньи мог бы сказать — не шутят и с браком. Самой идеей вынесения в заголовок пословицы Виньи дает модель. Для Мюссе вера в немудрящую простоту пословицы, «общего места» — принципиальна: возвышенно-философическим, «идеальным» построениям своих собратьев-романти-ков он противопоставлял скромную истину «банальностей» и единственно на ней считал возможным основать человеческое существование. Вот так и Виньи мораль понимания, терпимости и сострадания противополагает всякому «неистовству».