Избранное

Он не отступился от романтической веры; он остался, как и был, в трагическом напряжении между полюсами. Рядом с ожесточенными инвективами в адрес слепой толпы соседствует в «Дафне», как и в «Стелло», мораль неискоренимого сострадания к ней: «Не думай о себе и своей славе,— говорит Либаний Юлиану,— не тщись прослыть полубогом или святым, как Антоний; думай

о семье человеческой, которую надо спасать от ее разобщенности, ибо разобщенность смерти подобна... Ты ведь знаешь, Юлиан, в чем бесценное сокровище града Дафны. Что есть ось мира? Что есть семя земли, эликсир жизни людской, медленно возгонявшийся всеми исчезнувшими народами для блага народов грядущих? Ты это знаешь, друг мой,— это мораль». Именно в этот момент Юлиан у Виньи и произносит свои знаменитые слова: «Ты победил, Галилеянин».

Прежний круг: любовь к роду человеческому вообще — и неприятие человечества современного как бесчувственной и бездуховной «толпы»; мессианство — и обреченность на вечное одиночество.

Остальное — молчание. В редких поэмах, которые отныне пишет и публикует Виньи, заклинаются все те же антитезы. Есть среди этих поэм трагические, сохраняющие и еще усиливающие прежний драматический накал: «Смерть волка», «Гефсиманский сад», «Оракулы», «Гнев Самсона». В них доминирует этика стоицизма — молчания и терпения. Но есть и «утешительные» — «Бутылка в море», «Чистый дух»,— в них Виньи, вопреки всему, воплощает этику стоического приятия бытия во всей его трагической противоречивости и сложности, отстаивает право на надежду, гарантируемое существованием подвижников духа, служителей и мучеников гуманистической идеи.

И он уповает на потомков. Он теперь обращается к ним:

«Потомки юные, что мною так любимы,

О судьи новые моих былых трудов,

Мои черты у вас доныне зримы,

И узнаю себя я в зеркале зрачков!

Друзья мои, коль вам понадоблюсь и впредь я,

Коль перечтут меня хоть раз в десятилетье,

Судьбу свою назвать счастливой я готов!»

Это заключительная строфа поэмы «Чистый дух», датированной 10 марта 1863 года. Умер Виньи 17 сентября 1863 года.

л

Предисловие

ОДЫ несовершеннолетия Людовика XIII закончились тем

же, чем начались,— убийством. Между двумя этими преступ

лениями страной правили Кончини и Галигаи. Второе злодеяние представлялось мне возмездием за первое, и, чтобы показать это воочию, я свел в одном и том же месте пистолет Витри и нож Равальяка, орудия возвышения и падения маршала д’Анк-ра. Если уж искусство — басня, то басня эта должна быть философской.

Мне достаточно лишь бегло упомянуть здесь скрытые пружины, приводящие пьесу в движение. Внимательный зритель или читатель сумеет проследить, как они действуют, и, увидев это, будет мне признателен, что я не обнажил их в самой ткани драмы.

В центре круга, очерченного моим произведением, острый глаз обнаружит Судьбу, с которой постоянно борется человек, хотя она неизменно берет верх, как только характер его слабеет или изменяется, и которая твердой поступью ведет его по непредсказуемым путям к своей таинственной цели, а порой и к воздаянию Вокруг этой идеи — все остальное: верховная власть в руках женщины; неспособность двора вершить дела государства; учтивая жестокость фаворитов; нужда и горе народа при их правлении; угрызения совести, порожденные политическими прегрешениями, а затем прелюбодеянием, которое в миг наивысшего упоения карается теми же муками, на какие оно без зазрения совести обрекает свою жертву; и, наконец, жалость, которой заслуживает каждый.

Действующие

лица

СУПРУГА МАРШАЛА Д’АНКРА КОНЧИНИ БОРДЖА ИЗАБЕЛЛА ПИКАР

САМУЭЛЬ МОНТАЛЬТО ДЕ ЛЮИН ФЬЕСКО ТЕМИН ДЕАЖАН Г-ЖА ДЕ РУВР Г-ЖА ДЕ МОРЕ ПРИНЦ КОНДЕ ВИТРИ МОНГЛА КРЕКИ Д’АНВИЛЬ ГРАФ ДЕ ЛА ПЕН ДЕ ТЬЕН

ПЕРВЫЙ ЛАКЕЙ КОНЧИНИ ВТОРОЙ ЛАКЕЙ

ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН КОНЧИНИ ПЕРВЫЙ ОФИЦЕР

ДВОРЯНЕ, ГОРОЖАНЕ, ПОДМАСТЕРЬЯ, НАРОД

Характеры

действующих

лиц