Избранное

В рамках этой строгой системы и пульсирует лирическое «я» Виньи, вполне по-романтически смятенное и ранимое. Его герой велик духовно, он возвышен над обыкновенными людьми — но избранничество давит его, ибо становится причиной рокового одиночества. Среди ранних стихов это тема «Моисея», среди поздних — «Гефсиманского сада». На этих холодных высотах ему остается только вопрошать творца о смысле своего избраннического удела, но творец безучастен и безмолвен, он равнодушно взирает не только на муку избранника, но и на несчастья всего человеческого рода. Так возникает сквозная для Виньи тема богоборчества — тема, которой он в немалой степени обязан Байрону и которая наряду со многими другими резко отделяет его от официальной идеологии Реставрации. Уже в одном из первых своих стихотворений он возмущается «кровожадностью» бога («Дочь Иеффая»), его мучит вопрос о том, как мог «благой» и «всемогущий» творец допустить ² страдания человечества и, если он их допустил, так ли уж он благ и всемогущ. Логику этого бунта Виньи склонен домысливать до конца: в своем дневнике он даже взвешивает возможность того, что день Страшного суда будет судом не бога над людьми, а людей над богом.

В этой ситуации — перед лицом непроницаемого равнодушия творца — и оформляется у Виньи этика преодоления страдания, основанная на стоической философии. Уже приводились выше его слова о молчании в «Смерти волка»; другая классическая формула дается в «Гефсиманском саде»:

«Пусть праведник смирит презрением страданье,

И будет пусть его холодное молчанье Ответом вечному молчанью божества».

Эта экзистенциальная боль дополняется и чисто земным страданием — там, где герой Виньи с высот мифологии опускается в сферу реальной истории («Тюрьма», «Траппист», «Рог»). Общая концепция истории у Виньи, особенно на этом раннем этапе, столь же пессимистична: земное бытие человека предстает как более частный вариант всеобщей, космической «тюремности» человеческого удела.

Наиболее полно историческая концепция Виньи развернута и аргументирована в его первом крупном прозаическом произведении— романе «Сен-Мар» (1826),— и к ней стоит приглядеться внимательней: она оказывается глубже, чем запечатленное в ранних стихах весьма суммарное — и не столь уж оригинальное — представление о вечном круговороте и нескончаемой цепи человеческих страданий.

Именно роман «Сен-Мар» рассматривался очень часто — и тон тут с самого начала задала французская критика — как одно из ярчайших свидетельств «аристократизма» Виньи, регрессивно сти его исторических представлений и идеалов. В самом деле, сюжет провоцирует такое толкование: герой романа, безусловно пользующийся симпатией автора, возглавляет мятеж французской

дворянской вольницы XVII века против централизаторской политики Ришелье и гибнет в этой борьбе, оплакиваемый и автором и читателями. Между тем всякому школьнику известно, что стремление Ришелье обуздать своевластие дворян и создать единое централизованное государство служило на том этапе историческому прогрессу Франции.

Виньи в начале романа как будто полностью соответствует своей роли ретрограда: там другой его герой, маршал Бассомпьер, резко обличает Ришелье за то, что тот искореняет старинную родовую аристократию, славу и гордость Франции, и тем самым ведет страну к погибели.

Пламенные инвективы Бассомпьера сразу укладывались в изначальное представление о «графе де Виньи» — и уже властно вели критику за собою, создавали вполне определенную перспективу восприятия всего дальнейшего. То, что это говорит все-таки лишь герой романа, а не автор, не принималось во внимание — и роман в значительной мере пал жертвой оптической иллюзии.

Между тем такой концепции противоречат самые реальные сюжетные факты. Например, Сен-Мар в конце романа идет на эшафот вовсе не как возвеличиваемый автором мученик за идею, а как человек, глубоко сознающий свою вину и воспринимающий казнь как заслуженную господнюю кару. Мученики идеи так не умирают. Тут впору скорее утверждать, что Виньи осуждает аристократический мятеж! Далее: Сен-Мар ввязался в политическую борьбу из соображений сугубо личных, интимных, а отнюдь не классово-политических — он, обыкновенный провинциальный дворянин, влюбился в принцессу крови и считает своим долгом прославиться, возвыситься при дворе, чтобы стать достойным своей дамы сердца. Более того: увязая все глубже в политических интригах, доходя до прямой измены родине (когда он пытается привлечь на сторону мятежников испанские войска), Сен-Мар единственное оправдание себе видит в своей любви («Клянусь всем святым, мои намерения чисты, как небеса!»), это ей он все приносит в жертву, и Виньи тоже склонен именно за эту романтическую любовь многое простить своему герою. Он если и идеализирует его, то прежде всего как романтического воздыхателя, а не как борца за интересы аристократической фронды.

История Сен-Мара, таким образом, вся вращается вокруг проблем в первую очередь этических, предстает как история вины, возможностей ее оправдания и искупления.