Избранное

О, мне увидеть бы скорей ту пери неземную,
Хотя в силках ее кудрей я мучусь и ревную!

Когда и солнцем и луной тот лик мне не сияет,

Она кудрями надо мной сгущает тьму ночную.

Душе, израненной от бед, лишь милый друг — лекарство,

Но беды есть, а друга нет, и мук я не миную.

Я стану, как тюльпан, кровав, томясь по этой розе:

От страсти ворот разорвав, грудь обнажу больную.

Паду я к пери на порог, но нет мне снисхожденья:

Пока я кровью не истек, ее я не взволную.

Как я хотел бы не рыдать, не лить потоком слезы!

И как вернуть мне в сердце вспять слез реку кровяную?

Чтоб слез моих поток затих рубиново-жемчужный,

Увидеть бы мне губ твоих жемчужину цветную!

В кудрях твоих — во мраке бед неволю терпит сердце,

Но я узрю и веры свет — чела зарю дневную.

Хафиз тебя узрит — и что ж? Он сам не свой от страсти,—

Но где ж тебя, увы, найдешь — негодницу шальную!

* * *

Я в печали многодумной об избраннице любимой,
Для себя я — вроде умный, для других я — одержимый.

Сам терплю я плен покорно — не взлететь мне вольной птицей,—

Сам себе рассыпал зерна в западне неотвратимой.

Я с друзьями, не робея, как и прежде, был бы дружен,

Только чужд и сам себе я, сам — собою я гонимый.

Тот, кто любит, и в разлуке душу погубить не хочет,

Ну а я в душевной муке чужд душе, во мне таимой.

Остриями мук и слез я грудь свою разъял на пряди,—

Мог бы гребнем стать для кос я моей пери несравнимой.

Я ищу тебя повсюду, словно суфия-скитальца,

Хмель я пить в притоне буду, мне гуляками даримый.

О Хафиз, ты и в мечети занят чтением корана,

Ты и за любовь в ответе, пьян от страсти нестерпимой.

* * *

Милый образ во мне живет — душу он и мучит и гложет,
Но в торгах любви не доход, а убыток душе поможет.

Все, кому ни был верен я, мне платили безмерной мукой,

Век мой — горькая жизнь моя — без участья и счастья прожит.

Безучастен, мой милый друг на страданья мои не глянет,—

Разве он меня в доле мук милосердием обнадежит?

Я любимую ждать привык, пав во прах у ее порога,—

Ей явить бы мне светлый лик — он мечтою меня тревожит.

День и ночь, сиянье и мрак — это лик и кудри любимой,

Светлый лик ее — благо благ,— он меня лишь утешить может.

Не довольно ль огнем таким мне гореть, извергая стоны?

А не то моих стонов дым тень на лунный твой лик наложит.

Дан Хафизу любовный стон лучше самых звучных напевов,—

Потому и стенанья он, миг за мигом страдая, множит.

* * *