Для создания такой теории, выработки научных оснований и определенного метода в этнографических исследованиях, большое значение имела французская социологическая школа. Эта школа не проявляла интереса к полевым исследованиям, но благодаря Дюркгейму и группе талантливых теоретиков, сгруппировавшихся вокруг «L’Année sociologique», в антропологические работы проникал социологический метод или более специальные теории социальных структур, права и морали, религии и магии и др. Дюркгейм оказал сильное влияние на Рэдклифф-Брауна, который его концепциям, только частично адаптированным к потребностям антропологии, оставался верным всю жизнь. Влияние великого французского социолога на Малиновского было вначале также очень сильным, но Малиновский вскоре от него освободился[128]
. Я думаю, что мы не далеко уйдем от истины, если скажем, что принципиальная разница между позициями Дюркгейма и Малиновского сводилась к тому, что, хотя оба вполне сознавали, что современная этнология зашла в тупик из-за недостаточной материальной базы, они искали разные пути разрешения этой трудности. Дюркгейм – на пути метода, Малиновский – в непосредственных полевых исследованиях. Дюркгейм довел до рефлексии метод и построил его философское обоснование, Малиновский сделал следующий шаг, хотя, быть может, снизил философский полет Дюркгейма.Сам по себе метод, даже весьма совершенный, не имеет цены, пока антрополог, соответственно подготовленный теоретически и методологически, с помощью этого метода не добудет
В то же время немецкий диффузионизм [dyfuzjonizm], получивший развитие в исследованиях материальной культуры, никогда не привлекал Малиновского. Это направление, подобно эволюционизму, разбивало культуру на разрозненные, атомизированные элементы, всюду усматривало взаимовлияния и контакты, и хотя не было подкреплено археологическими данными, оперировало псевдоисторическими формулами сомнительной научной ценности, развиваясь так, будто речь шла об изучении музейных экспонатов, а не объектов полевой этнографии. Это не привлекало Малиновского, и хотя он признавал значение исторической этнологии – вопреки тому, что сам часто писал или говорил, – он полагал, что только методологически адекватная история могла бы стать основанием для этнологии. Из немецких ученых в то же время на Малиновского большое влияние оказали Карл Бюхер и Вильгельм Вундт, у которых он учился в Лейпциге, в меньшей степени – Макс Вебер. Это влияние главным образом сказывалось на некоторых экономических формулировках, а также на теории религии, магии и мифа Малиновского.
Наконец, нельзя не вспомнить о влияниях, которые еще в детстве сформировали научный профиль будущего ученого. Воспитанный в университетской среде, Малиновский свое детство и молодость провел между Краковом, Закопане, Буковиной и его любимой Глодувкой. Он был знаком с этнографической реальностью еще ребенком, тем более что его отец Луциан Малиновский, профессор Ягеллонского университета, был выдающимся диалектологом и этнографом. После его безвременной смерти в 1898 г. воспитанием 14-летнего мальчика со слабым здоровьем, но очень впечатлительного и с недюжинными способностями, занималась мать, урожденная Ланцкая, из помещичьей семьи. Таким образом, Малиновский с детства был знаком с несколькими социальными слоями или группами, с ярко выраженными специфическими характеристиками, мало общающимися, относительно изолированными друг от друга. Он сам писал о себе в одной из своих позднейших публикаций (1937), может быть слишком «педалируя» это различие в расчете на мало сведущего в этих делах западноевропейского читателя: «Я с детства жил в разных культурных средах – среди карпатских горцев и балтийских баронов…». Впрочем, даже будучи несколько преувеличенной, эта картина общественных отношений в тогдашней Галиции не далека от истины.
Брэдли Аллан Фиске , Брэдли Аллен Фиске
Биографии и Мемуары / Публицистика / Военная история / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Исторические приключения / Военное дело: прочее / Образование и наука / Документальное