Избранное [компиляция]

Через несколько месяцев после опубликования «Рассказа…» Андреев написал статью под названием «О казнях. Из частного письма», являющуюся своего рода публицистическим комментарием к «Рассказу о семи повешенных», в которой утверждал, что смертная казнь не должна существовать, так как она «противна закону жизни» (Эпоха, СПб., 1908, 15 сентября, с. 1) и «не только нарушает права человека на жизнь, но права на разум, священный дар, которым прокляла и благословила нас судьба» (там же). Именно с такой точки зрения Андреев и изображает своих героев, ожидающих смертной казни через повешение. Перед лицом смерти равны все, показывает Андреев. Вместе с тем он проводит отчетливую грань между уголовными преступниками (Янсон, Цыганок) с их почти зоологической жаждой жизни и революционерами, в образах которых запечатлена высокая духовность, поразительно ярко раскрывающаяся накануне их страшной гибели. В «Рассказе о семи повешенных» Андреев достиг высочайшего мастерства как художник-психолог прежде всего в изображении человека в момент наивысшего напряжения всех его душевных и физических сил. В одном из интервью Андреев отвечал критикам и читателям на некоторые высказанные в его адрес претензии по поводу якобы допущенных им преувеличений в описании приговоренных к смерти: «За мой „Рассказ о семи повешенных“ меня основательно упрекали, что я не исчерпал во всей полноте того многообразия ужасного, что испытывают приговоренные. Но уверяю вас, только думая о казни, только ставя себя на место одного из этих несчастных, я приводил свой человеческий ум в то состояние, при котором только тонкая пленка отделяла меня от сумасшествия. И когда, по рассказу, я стал приближаться к моменту казни, меня, полноправного российского гражданина, которому козыряет соседний городовой, уже следовало отправить в лечебницу» (Измайлов А. А. Литературный Олимп. М., 1911, с. 285). Не случайно, что «Рассказ о семи повешенных» был написан в состоянии крайнего напряжения, «кровью сердца».

…›

Впервые — в «Литературно-художественном альманахе» издательства «Шиповник», кн. 5, СПб., 1908, с посвящением Л. Н. Толстому в 1909 г. рассказ вошел в шестой том Собрания сочинений Л. Андреева, выпускавшегося издательством «Шиповник», и тогда же выпущен отдельным изданием И. П. Ладыжниковым в Берлине.

«Рассказ о семи повешенных» явился откликом писателя на массовые смертные казни периода столыпинской реакции. Отвечая Горькому, отношения с которым в эту пору предельно обострились, на упрек в том, что в погоне за славой и деньгами он якобы пишет дурные вещи, Андреев писал 28 марта 1912 г.: «„Семь повешенных“ — правда, этот рассказ имел успех, но если здесь я был лакеем, то я прислуживал за одним столом с Толстым, который в ту же пору писал свое „Не могу молчать“» (ЛН, т. 72, с. 330).

Андреев создавал рассказ с огромным чувством боли и в состоянии крайнего нервного напряжения. «…Я только что отошел от новой работы, которая меня измучила, — передавал в печати слова Андреева Измайлов. — Я написал новый рассказ с простым названием — „Рассказ о семи повешенных“. Как догадываетесь, это совсем на близкие нам темы. Я вдумываюсь в психологию семерых, обреченных на смертную казнь, из тех, о которых мы каждый день утром читаем в газетах: „Семеро приговорены в Риге“, „четверо в Ревеле“ и т. д. Теперь эти впечатления — сидения в тюрьме под одной мыслью о предстоящей смертной казни. ‹…› Может быть, вы не поверите и вам покажется рисовкой, но постоянной думой об этом, постоянным постановлением себя на место приговоренных я создал себе адское настроение, которое сгустилось в последние дни до крайней точки. ‹…› Не дальше как несколько дней назад я понял, в чем секрет. Я просто так фиксировал свою мысль на психологии моих несчастных семерых, что и сам невольно разделял их предсмертную тоску» (Измайлов А. А. На первом чтении «Рассказа о семи повешенных».— Новое слово, 1909, кн. 2, с. 14).

В основу андреевского произведения были положены реальные события — покушение революционеров-террористов на министра юстиции И. Г. Щегловитова, казненных через повешение в местечке Лисий Нос под Петербургом на рассвете 17 февраля 1908 г. О казни тогда сообщали газеты. Как выяснилось впоследствии, выдал их полиции известный провокатор Е. Ф. Азеф. Герои Леонида Андреева имели также своих реальных прототипов. Так, прообразом Вернера был ученый-естествоиспытатель Всеволод Лебединцев, с которым писатель был знаком. Черты реально существовавших людей — революционеров Елизаветы Лебедевой и Лидии Стуре воплотились в образе Муси.