Избранное: Романы, рассказы

Процессия, которую не охватить взглядом, приближается, все идут в ногу, топают так, что земля дрожит. Да ведь это свиньи — настоящие свиньи! Встали на задние ноги и идут! Впереди — благороднейшие из благородных, первые в великом переселении душ, они и на земле были храбрейшими — и теперь они носят фиолетовые шапочки и цветные ленты буршей, чтобы каждый видел, в кого они со временем перевоплотятся.

Громко взвизгивают флейты музыкантов — все шире ряды розовых тел, а в середине их покачиваясь идет кто-то темный, сгорбленный, похожий на человека, скованный по рукам и ногам. Шествие направляется к Судной площади — место отмечено двумя скрещенными свиными костями. Тяжелые цепи из сосисок свисают с пленника и волочатся за ним в поднятой столбом пыли.

Флейты умолкли, над площадью зазвучал хор голосов:

Вот он, колбасник Шмель!
Вот он, колбасник Шмель!
Дубленый наш, дубленый наш,
да-да, колбасник Шмель!
Вот он, колбасник Шмель…

Вот они остановились, встали кругом и ждут приговора. Обвиняемого спрашивают, имеет ли он что-то сказать в свое оправдание. Каждой свинье известно, что обвиняемому следует огласить все пункты обвинения. Точно как в офицерском суде чести. Огромный хряк в окровавленном фартуке произносит речь в защиту подсудимого.

Он указывает на то, что преступник, поставляя ненасытному брюху города тысячи и тысячи их собратьев, руководствовался исключительно пламенной любовью к местной промышленности.

Все напрасно. Избранных в судьи свиней не собьешь с толку статьями Уголовного кодекса, и они безжалостно вытаскивают из карманов уже заготовленный приговор. При жизни они часто такое наблюдали, так уж принято на этом свете.

Осужденный в мольбе воздевает руки и падает.

Картина застывает — исчезает и появляется вновь. Так исполнялось наказание, пока не была отомщена последняя свинья.

Амадеус Веверка очнулся от дремоты, стукнувшись головой о трость, на которую опирался обеими руками. Но глаза его снова закрываются и в мозгу продолжается хаотический танец образов.

В этот раз он все хорошенько запомнит, чтобы не забыть, когда проснется.

Мелодия все звучит в его голове:

«Кто с горочки сошел?
Кто с горочки сошел?
Кто с горочки дубленой, дубленой
в долину к нам сошел?»

И он не может от нее избавиться.

Керосин, керосин! Перевод В. Балахонова

Чтобы сохранить права на данное

предсказание, заявляю, что следующая

новелла была написана в 1903 году.

В пятницу после обеда доктор Кунибальд Йессегрим медленно вылил в ручей раствор стрихнина.

На поверхность всплыла рыбина — мертвая — кверху брюхом.

«Вот и ты был бы сейчас таким же мертвым», — сказал себе Йессегрим и потянулся, радуясь, что вместе с ядом избавился и от мыслей о самоубийстве.

Три раза он вот так смотрел в глаза смерти, и каждый раз его удерживало какое-то смутное предчувствие, что он предназначен для большего — для дикой, всеобъемлющей мести.

В первый раз он хотел покончить с собой, когда украли его изобретение, потом, годы спустя, — когда его выгнали с должности за то, что он не переставал преследовать и разоблачать человека, укравшего изобретение, а теперь, потому что… потому что…

Мысли о дикой боли вновь ожили, и Кунибальд Йессегрим застонал.

— Все пропало, все, к чему он был привязан, все, что было когда-то мило и дорого его сердцу.

И виной тому только слепая, тупая, беспричинная ненависть подгоняемой лозунгами толпы, которая противится всему, что не укладывается в шаблон.

Чего он только не предпринимал, не выдумывал, не предлагал! Едва взявшись за дело по-настоящему, он вынужден был остановиться — перед ним китайская стена: твердолобая толпа милых людей и слово «но».

«„Бич Господень" — да, в этом спасение. Господь на небесах, Всемогущий, сделай меня Аттилой^{106}!» — полыхала ярость в сердце Йессегрима.

Чингисхан^{107}, Тамерлан^{108}, хромающий по Азии и опустошающий земли Европы желтой монгольской ордой, — предводители вандалов, успокоившиеся лишь на руинах римского искусства, — все они были людьми его склада — сильные, грубые братья, родившиеся в одном орлином гнезде.

Неимоверная, безграничная любовь к этим созданиям Шивы^{109} проснулась в нем. Духи погибших великих завоевателей с ним заодно, почувствовал он, в него тут же вселился кто-то другой — молниеносно.

Если бы в этот момент он увидел себя в зеркале, то понял бы, что это такое — чудо преображения.

Так темные силы природы проникают в кровь человека — глубоко и быстро.

Доктор Йессегрим обладал основательными знаниями — он был химиком, и заработать себе на жизнь не было для него проблемой. В Америке такие люди быстро продвигаются, неудивительно, что и он вскоре нажил денег, даже разбогател.