Побережья опустели, население переезжало в глубь страны.
Жаль цветущие города!
При этом вид на море был изумительно красивый — необозримая поверхность, сверкающая и переливающаяся всеми цветами: красный, зеленый, фиолетовый и глубокий, глубокий черный, как фантазии сказочного мира звезд.
Нефть была гуще, чем обычный керосин, и, попав в соленую морскую воду, она никак не изменялась, только постепенно теряла запах.
Ученые полагали, что подробное исследование причин данного явления имеет высокую научную ценность, а поскольку доктор Йессегрим неспроста имел репутацию в стране — по крайней мере, как практик и знаток мексиканских нефтяных месторождений, то не замедлили выслушать и его мнение.
Оно было коротким и ясным, хотя не касалось темы с той стороны, с которой ожидалось:
«Если нефть будет вытекать и дальше в таком же объеме, то, по моим расчетам, через двадцать семь — двадцать девять недель ею будут покрыты все океаны Земли, и больше никогда не будет дождя, поскольку вода не сможет испаряться, — в лучшем случае дождь пойдет нефтяной».
Такое легкомысленное пророчество вызвало бурное неодобрение, но с каждым днем становилось все более вероятным, а потом стало ясно, что невидимые притоки вовсе не иссякали — наоборот, они, казалось, необычайно увеличивались. Все человечество охватил панический ужас.
Каждый час приходили новые сообщения из обсерваторий Америки и Европы, и даже Пражская обсерватория, которая до тех пор только и делала, что фотографировала Луну, начала постепенно обращать внимание на новые странные явления.
В Старом Свете вскоре уже никто не говорил о новом военном законопроекте, а его отец, заслуженный майор одной европейской армии Дрессель рыцарь фон Глупингер фон Цински цу Троттельгрюн и вовсе был всеми забыт.
Как всегда в смутные времена, когда в небе виден угрожающий знак беды, подали голос беспокойные умы, которые, будучи всегда недовольны настоящим, осмеливаются покушаться на древние уважаемые институты:
«Долой армию, которая ест, ест, ест наши деньги! Лучше стройте машины, ищите средство, чтобы спасти отчаявшееся человечество от проклятого керосина!»…
«Но это же абсолютно невозможно, — напоминали рассудительные люди, — нельзя же вдруг оставить без пропитания столько миллионов людей!»
«Почему без пропитания? Стоит только распустить рядовой состав — ведь каждый из них чему-то учился, пусть даже самому простому ремеслу» — таким был ответ.
«Ну да, хорошо — рядовой состав! Но как быть с огромным количеством офицеров?»
Это был, конечно, весомый аргумент.
Препирательства затянулись, ни одна из сторон не могла одержать верх, но однажды по кабелю пришла шифрованная депеша из Нью-Йорка:
«Дикобраз в огромных количествах воспаление брюшины Америка», что в переводе значит:
«Нефтяные источники постоянно увеличивают производительность, ситуация в высшей степени опасная. Немедленно телеграфируйте обратно: у вас вонь так же невыносима? Сердечный привет! Америка».
Это переходит все границы!
Один оратор, абсолютный фанатик, поднялся, могучий, как утес на пути прибоя, блистательный, и силой своих речей подтолкнул народ на поступки, в высшей степени необдуманные.
— Отпустите солдат по домам, не надо нам таких игр — офицеры тоже должны хоть раз оказаться полезными. Мы дадим новую форму, если это доставляет им столько радости, по мне так зеленую, как лягушка, в красный горошек. И послать их на берег моря, пусть собирают там керосин промокашками, пока человечество будет размышлять, как бороться с ужасной бедой.
Толпа восторженно аплодировала.
Возражения, что такие мероприятия неэффективны, что намного лучше бороться химическими средствами, не были услышаны.
— Знаем, все знаем, — говорили они. — Но куда же в таком случае деть множество лишних офицеров, а?
Внушение
23 сентября
Ну вот. Готова моя система, и теперь никакой страх меня преследовать не будет.
Тайнопись никому не расшифровать. Хорошо, когда заранее все продумаешь и при этом располагаешь новейшими сведениями, относящимися к самым разным областям знаний. Это будет мой дневник; никто, кроме меня, не сможет его прочесть, значит, я могу без опасений записывать все, что считаю нужным, для самоконтроля. Просто спрятать — нет, этого недостаточно, все может открыться совершенно случайно.
На тайники-то как раз мало надежды. Насколько же реальная жизнь отличается от того, чему учат в детстве! Но я с течением лет научился смотреть в корень вещей и совершенно точно знаю, что нужно делать, чтобы в душе моей не проснулся даже отзвук страха.
Одни говорят, что совесть существует, другие говорят, — ее нет; для тех и других она повод для размышлений и споров. А истина-то лежит на поверхности: совесть есть — и ее нет, в зависимости от того, верят в нее или не верят. Если я верю в совесть, то я ее себе внушаю. Совершенно естественно.
Странно только, что, если я в нее верю, то совесть не только появляется, но и может совершенно независимо от меня воспротивиться моим желаниям и воле.