Избранное. Стихи, песни, поэмы

В прошлое заглядывая хмуро,
Вспомню, забывая про дела,
Педагога, что литературу
В нашем классе некогда вела.
Тот предмет, которому учила,
Полюбила с юности она
И от этой, видимо, причины
Коротала жизнь свою одна.
Внешним видом занималась мало,
На уроках куталась в пальто
И меня от прочих отличала,
Сам уже не ведаю за что.
Но судьба любимчиков капризна
И в итоге неизменно зла.
«Пушкин однолюбом был по жизни», –
Как-то раз она произнесла.
«Пушкин был по жизни однолюбом».
И, примерный прежде ученик,
Засмеялся громко я и грубо,
Ибо знал, наверное, из книг
Вульфа, Вересаева и прочих,
Их прочтя с прилежностью большой,
Что не так уж был и непорочен
Африканец с русскою душой.
Помнится, имевшая огласку,
В дневнике михайловском строка,
Дескать: «Я надеюсь, что на Пасху…» –
Далее по тексту дневника.
Гнев её внезапный был прекрасен,
Голос по-девически высок:
«Городницкий, встаньте. Вон из класса.
Двойка за сегодняшний урок!»
И ещё ушам своим не веря,
Получивший яростный отлуп,
Снова я услышал из-за двери:
«Пушкин был по жизни однолюб.
Женщин на пути его немало,
Но любовь всегда была одна.
В том, что не нашёл он идеала,
Не его, наверное, вина».
Мне её слова понятны стали
Через пятьдесят с лихвою лет.
Подмечаю новые детали,
Наблюдая пушкинский портрет:
Горькие трагические губы,
Сединою тронутая бровь.
Навсегда остался однолюбом –
Жизнью заплативший за любовь.

1998

Ной

Нас океан качает неустанно,
Не предъявляя признаков земли.
Мне не прибегнуть к помощи секстана, –
Его покуда не изобрели.
Сопят несыто пенистые недра.
Со всех сторон пустынно и темно.
Топорный киль, что вытесан из кедра,
Набух водой и просится на дно.
Нубийский лев в затылок дышит жарко,
Качает трюм, переминаясь, слон.
Я с ними – как директор зоопарка,
Который посетителей лишён.
Всё явственнее за спиною ропот.
Гниёт в бочонках пресная вода.
Погибли Атлантида и Европа,
От Азии не сыщешь и следа.
Но тайную подсовывая книгу,
С похмелья стопке поднесённой рад,
Мне сообщил египетский ханыга,
Что существует остров Арарат.
И над равниной, зыбкою и голой,
Я вглядываюсь пристально во тьму,
Где бумерангом сделавшийся голубь
Садится на просевшую корму.

1998

Штутгарт (песня)