— Элисбар, поведай людям,Что и как случилось в Эго[134]С домом-крепостью БакуриВ дни лезгинского набега?— Не хочу, чтоб сердце сноваБилось, как в ловушке птица.Что сказать? Живи, Бакури,Было б чем ему гордиться,А таким, как я, в могилеЛучше смертным сном забыться.— Ты зачем сказал такое?Унижать себя не надо!— Лгать из хвастовства не буду,Это не моя отрада.Я не поддержал Бакури,Пред врагом не встал преградой.Жизнь мне сладостной казалась,А теперь не слаще яда.На врага пошел Бакури,Как могучий барс на стадо.Я живьем врагу попался,И грызет меня досада,Не могу спины расправитьИ поднять не смею взгляда.— Не бежал ты с поля боя,А что пуля не задела, —Не горюй: зачем стыдитьсяНепозорного удела?И до нас об этой схваткеМного слухов долетело,Но молва ни в чем постыдномОбвинить тебя не смела.Сам, что видел и что знаешь,Расскажи про это дело.— Подошло большое войско,И попали мы в осаду,Семь ночей, семь дней из ружейМы отстреливались кряду.Жены, матери и сестрыНам заряды подносили.В день восьмой настало времяИстощиться нашей силе.Порох кончился. Что делать?Мы не спали и не ели,Вспомнишь все — врагу бы толькоПожелать такой недели.Оплошали мы, попалиСчастью лживому в немилость.Будто снежная лавина,Вражье войско накатилось,Гулхадарцам и дигойцам[135]Наша крепость отворилась.«Горе нам! Оружье дедовМы носили для того ли,Чтоб врагу отдать на мукуЖен с детьми по доброй воле?»Слово гневное Бакури,Точно пламя, полыхало,Сердце сделалось кременным,Превратился взор в кресало.«Сам убью! — Бакури крикнул.—И да сгинет враг презренный!»Крикнув так, жене и детямСнес он головы мгновенно,Ринулся врагу навстречу.Я — вослед. Мне показалось,Что в руке его могучейСталь прангули[136] засмеялась.У ворот сразив двенадцать,Он затих подобно буре.Когти барса притупились.Вечным сном почил Бакури.