Пригляжусь я к себе — и большеНе в обиде на путь земной:Добрых дел совершил я много,Прегрешений мало за мной,Захочу долететь до неба —Крылья вырастут за спиной,Света горнего луч заблещетВ сердце, полном голубизной,И словам на бумаге тесно,И душа — струна за струной —Пробуждается, запевает,Словно птица ранней весной.Я тогда, — невольник чонгури[137],И хоть выскажусь не вполне, —«Честь и слава песне высокой!» —Люди добрые молвят мне.Песня мне самому по нраву,И отрадно мне, как во сне.В лад единый строятся звукиИ бегут, подобно волне,Отдохнуть чонгури не хочет,Я молчать не даю струне,Все другие заботы в песнеТают, словно лед по весне.Я плыву по морю блаженства,И держусь я за рукаваОдеяний творца вселеннойИ служителей божества.Сыплется небесная манна,Сладко кружится голова.Матери хвала, чьей заботойУ меня душа не мертва!Но растет число прегрешений, —Петь хочу, а на сердце — тьма,Не могу одолеть разладаСлова жгучего и ума,Я чонгури мучу напрасно,Мир тогда для меня — тюрьма;То перо, что в ранние годыЗаострила любовь сама,Гробовые змеи обвили,Остудила ведьма-зима.Ад во мне, и свое зачатьеНе устану я проклинать.Так бывает, когда поэтаНе приосенит благодать.