Избранное. Том первый

Когда они пришли на станцию, только что отошел какой-то поезд. Люди уже расходились в разные стороны, а железнодорожник в красной фуражке все еще слонялся по перрону. Женщины долго смотрели на деревянное станционное здание, на часы и водокачку, слушали какие-то мерные стуки, доносившиеся из аппаратной, и переглядывались. Пойти в зал ожидания или поскорее убраться отсюда, пока их не выгнали? Они взглядами спрашивали друг друга, как быть, но ни на что не могли решиться. В зале ожидания никого не было; если бы там сидел хоть один человек, они решились бы туда войти… Но, глядя на пустое помещение, они боялись, что их выгонят… Однако оставаться на воздухе было уже невтерпеж…

— Все равно, пойдем! — оказала наконец Вела скорее затем, чтобы придать смелости себе, чем для того, чтобы побудить Мариолу.

В грязном закопченном зале ожидания пахло табаком, по́том и еще чем-то. Но женщины этого не заметили, они только обрадовались, что наконец-то попали в защищенное от ветра, теплое место и нашли удобную деревянную скамью. Однако они все еще дрожали от страха, что их могут выгнать и отсюда. Тогда им пришлось бы сесть где-нибудь под стеной и мерзнуть всю ночь…

Они уселись на скамью, опершись на свои узелки, и задумались. Им хотелось есть, но они боялись достать еду. А вдруг кто-нибудь войдет, думали они, и выбранит их за то, что они тут насорили?..

В зал ожидания вошел носильщик, молодой малый в измятой пестрой куртке и грязной засаленной фуражке с ободранной кокардой. Он топнул ногой и посмотрел на женщин. Они испуганно встрепенулись и зашевелились, готовые по первому приказу подхватить свои узелки в уйти.

— Вы куда едете? — мягко спросил их носильщик. — Не в Пловдив ли?

— В Пловдив, — не долго думая ответила Вела.

— Скорый уже ушел, придется вам подождать до утра.

— Подождем, что ж поделаешь, — отозвалась Вела.

— По какому делу едете? К доктору, что ли?

— Нет, не к доктору… так, по одному делу…

— Ага! — Носильщик помолчал. — Долгонько вам тут сидеть… до поезда…

Он снова топнул ногой, повернулся и, посмотрев по сторонам, вышел. Женщины успокоились. Значит, можно всю ночь просидеть тут в тепле…

На другой день они рано утром направились к околийскому управлению. Между канцелярией и казармой опять сновали полицейские и арестанты, но, как и вчера, никто не обращал внимания на двух женщин. Наконец, когда уже взошло солнце, к ним подошел какой-то штатский.

— Кого ждете? — спросил он довольно грубо.

— Тут наши сидят, задержанные… их должны в Пловдив везти, к следователю, — ответила испуганная Вела.

— Кто такие? Откуда?

— Двое; их за Ганчовского притянули.

— А! Эти вчера вечером уехали.

— Куда? — спросила ошеломленная Вела.

— В Пловдив, — сухо ответил штатский и вошел во двор околийского управления.

Женщины стояли как громом пораженные, не сводя глаз со штатского. Он прошел мимо нескольких полицейских, начищавших себе сапоги у колодца, и направился к канцелярии. Должно быть, это был большой человек — все при виде его вытягивались в струнку и ели его глазами.

23

Спустя десять дней арестованные вернулись. Теперь все выяснилось: оказывается, некоторые видели, как Мангалче приходил к Ивану, и рассказали об этом после нападения; слух разнесся по всему селу и дошел до раненого. Ганчовский и без того утверждал, что покушение на него организовали сторонники Ивана и Димо, но никаких доказательств привести не мог. А Димо сам не скрывал, что Мангалче приходил к нему и спрашивал совета, как вернуть землю. На следствии Ганчовский указал на Ивана и Димо как на подстрекателей к убийству. Он во что бы то ни стало хотел засадить их в тюрьму. Даже готов был ради этого простить Мангалче — так по крайней мере рассказывали в селе. Он нанял лучших адвокатов Пловдива, чтобы те наладили ему это дело. И адвокаты засучив рукава принялись за работу. Ладили-ладили, да одного не смогли уладить: Мангалче упорно отказывался признать, что это Иван и Димо науськали его убить Ганчовского. На следствии Иван и Димо рассказывали все как было, и так как показания их совпали с показаниями Мангалче, следствие о них прекратили. Нечего делать, пришлось освободить обоих.

— Дай ему бог здоровья, этому Мангалче! — благословляла его Мариола. — Все-таки человеком оказался… А то ведь стоило ему только одно словечко молвить, и погибли бы вы оба ни за что ни про что…

— Не одно, а только полслова сказал бы, и попали бы мы в кутузку. И пришлось бы ждать суда, чтобы оправдаться… А он оказался честным малым, — хвалил Иван Мангалова.

— Честным! — злился Димо. — Всему селу навредил.

— Как так? Чем навредил? — спросил Иван, удивленно глядя на него.

— А так!.. Вот теперь будут говорить, что опасно-де созывать сходку насчет выгона и прочее и тому подобное… Найдут причины… На это они мастера… К тому же Ганчовский хорош и с начальником околии и с кметом… даже министры и те его приятели… Вот запретят сходку, а община не посмеет подать в суд на Ганчовского…

— Как это не посмеет? — усомнился Иван, вытаращив глаза. — Ведь дело-то уже заведено?