Избранное. Том первый

В подполье она спускалась и тогда, когда ей надо было обдумать что-то важное, решить какой-нибудь трудный вопрос. Там было тихо, спокойно; крошечное оконце под потолком, похожее на вход в медвежью берлогу, было завешено старым вылинявшим мешком из козьей шерсти. Ничьи глаза не могли заглянуть в подполье, ничья нога не могла туда ступить без ведома Мариолы. И в большом горе и в большой радости старуха спускалась в него, чтобы успокоиться, отдохнуть. Воздух тут был тяжелый, спертый, пахло плесенью, сыростью и еще чем-то, но старуха свыклась с этими запахами и вдыхала их с наслаждением. Все вещи здесь были ей знакомы, привычны, она своими руками ставила их на место и всегда знала, какая где стоит и что в ней хранится. Окруженная этими вещами, она думала вслух и только в их присутствии шепотом открывала свои самые сокровенные тайны. На эти вещи она смотрела как на близкие ей живые существа, которые все знают, все понимают, но никогда ничего не скажут, ни за что на свете ее не выдадут.

Последнее время старуха все дольше и дольше засиживалась в подполье. Несколько раз, разговаривая с матерью, Иван замечал, что от нее пахнет вином. Но он ничего не говорил ей, только покачивал головой и усмехался. Ему не нравилось, что мать стала пить, но вместе с тем это успокаивало его. «Старуха ведь, хочется ей выпить!» — оправдывал он ее. Заметила все и Тошка, но только подумала: «Пускай хлещет сколько душе угодно, лишь бы меня не трогала!» «Вина ведь немного, — думал Иван, — едва до Нового года хватит».

— Что ты там сидишь в этой дыре, еще простынешь, — заворчал он как-то на мать.

— Дело есть, — виновато ответила она и отвернулась.

«Знаю я это дело», — подумал он и бросил на нее строгий взгляд.

Как-то раз Тошка вздумала что-то достать из старухиного сундука — туда она иногда складывала одежонку Пете. Но сундук оказался запертым на замок. «Зачем она его заперла? — с грустью подумала Тошка и оглянулась кругом. — Она от меня что-то скрывает! А что ей скрывать? Как будто я не знаю всей ее рухляди!»

Сундук был вместительный, грубой работы и походил на короб для винограда. Он был окрашен под орех и на лицевой стороне разрисован узором из цветов. Во многих местах краска облупилась, но среди цветов все еще была ясно видна дата — 1896 г. Тошка всегда помнила этот сундук таким, но еще ни разу в него не всматривалась. Сейчас, увидев его запертым, она принялась его осматривать так внимательно, как если бы увидела его впервые. Почему старуха заперла сундук? Тошка знала, что в нем лежит только немного шерстяной пряжи, старая вязаная фуфайка да кое-какие ни на что не годные тряпки. Ей хотелось распустить фуфайку и, добавив новых шерстяных ниток, связать что-нибудь для Пете. Надо было пересмотреть и его рубашки, чтобы потеплее одеть его к зиме. Холода уже наступили, а ребенок остался голеньким, как селезень. Не хотелось Тошке идти к свекрови, но пришлось. И она спросила осторожно:

— Мама, у тебя в сундуке лежит немножко шерстяной пряжи, а еще старая фуфайка, так не связать ли мне из них что-нибудь для Пете?

— Свяжи, невестка, свяжи! — ответила старуха, кивнув, и отложила пряслицу. — Погоди, я тебе сейчас все принесу.

— Лежат там и две его рваные рубашки, надо бы мне их починить, — добавила Тошка.

— Я и их принесу, — поспешно сказала старуха.

«Чего это она хитрит? — с грустью думала Тошка, глядя на нее. — Что ей от меня скрывать? Ну что я могу у нее украсть?»

Раз в два-три дня старуха стала уходить в гости к сестре. И всегда брала с собой Пете. Долго она там не оставалась, а все-таки Тошка радовалась, что ее оставляют одну в доме — значит, доверяют ей, как и в прежнее время… Только вот сундук старуха стала запирать… Случалось, что, когда вся домашняя работа заканчивалась, старуха ласково говорила снохе:

— Сходи куда-нибудь, молодка, проветрись… Все дома сидишь, все дома.

— Куда же мне пойти, мама?

— Куда пойти? К родне какой-нибудь, к соседям… Да вот вчера про тебя тетки Кинины снохи спрашивали: «Почему, говорят, не заходит к нам?..» Петровица надумала связать себе безрукавку на манер твоей, так хочет, чтобы ты ей показала как.

— Ну что ж, пойду покажу.

— Сходи, сходи, а то ведь дома, сколько ни хозяйничай, все равно всего не переделаешь…