Избранное. Том первый

Проходили дни, а Иван все думал о Тошке и о разделе. В первое время после возвращения из Пловдива он смотрел на все окружающее несколько свысока. После того как он пережил столько интересного, видел столько важного, он был готов забыть о таких мелочах, как земля и дом. Да и в своих глазах он был героем. А герою, думал он, не годится тужить о каких-то двадцати декарах… Но спустя некоторое время Иван начал сомневаться в своем героизме. Велика важность, что его арестовали по наговору! Ну, а брат его, которого столько раз арестовывали, который столько лет просидел в тюрьме, значит, должен был бы и на людей не глядеть от великой гордости… Так Иван упал в своем собственном мнении, решив, что его арест — это пустяки, а вот теперь ему надо показать, какой он человек и на что способен. И в сознание его внедрилась глубокая светлая вера в будущее. В Пловдиве он увидел, как широк мир, как много людей борется за него, — и всё люди бездомные, неимущие, не обеспеченные куском хлеба на завтрашний день. И какие это были веселые, какие щедрые люди! В участке, где содержались простые воры, Иван нашел такую поддержку, какой сам не мог оказать вдове своего брата. А когда их с Димо рассадили по разным камерам, Иван очутился вместе с двумя политическими заключенными. Сначала они смотрели на него подозрительно и держались в стороне, но потом поняли, что он за человек, и разговорились с ним. Что за чудесные это были люди, какие интересные истории они рассказывали! И, вспоминая о них, Иван стыдился самого себя и хотел быть таким, как они. А их он считал очень твердыми, разумными, справедливыми людьми…

Ведь Тошка ему так близка, а он от нее отвернулся, волком смотрел на нее. Она выйдет замуж. И почему не выйти? Она молодая, красивая, на что ей больше надеяться? Конечно, она выйдет замуж, нельзя же весь век слезы лить… Вот взять, к примеру, Илию; человек он хороший. Лучше пусть женится на Тошке он, чем какой-нибудь богатый чванный козел. С подобным типом ведь не подружишься… А Илия — не такой. Но… разнесся слух о том, как старуха ругала Тошку в тот день, когда ссыпали кукурузу, и с тех пор Илия к ним — ни ногой. Только раз зашел было к нему, Ивану, да старуха захлопнула перед ним дверь, словно перед нищим. Илия ничего не говорил, но Иван видел, как ему обидно.

Залаяла собака, Иван очнулся, протер глаза, словно пробудившись от сна, и посмотрел в окно.

Пете стоял около него уже одетый в пальтецо, обутый в онучи и кое-как залатанные резиновые калоши.

— Дядя, а дядя, — позвал он Ивана, — когда пойдем воронов ловить?

— Пойдем, пойдем, — лениво ответил Иван. — Ты сейчас беги поиграй, а я пока силки налажу.

Пете умчался, и голосок его зазвенел в тишине холодного ясного утра. Иван слушал громкий собачий лай, веселые крики детей, и ему стало грустно. Так звонко звучали голоса лишь в то утро, когда выпадал первый снег. Сколько радости он приносил когда-то, этот первый снег, сколько было смеху и песен. Он, Иван, не дальше как в прошлом году, бегал, как мальчишка, кидался снежками, налаживал силки, ловил воробьев, воронов, куропаток. А сейчас он ничему не радовался, его угнетали заботы, он считал себя уже взрослым, возмужавшим, серьезным человеком.

— Иван, чего ты тут околачиваешься? — упрекнула его мать. — Ступай-ка разгреби снег перед домом, проложи дорожки, почисти кое-где, чтоб нам из дому выйти можно было… А перед колодцем посыпь маленько песком, а то как бы скотина не поскользнулась.

Иван кивнул и вышел. На него пахнуло свежестью зимнего утра, он зажмурился от слепящей белизны снега, глубоко вздохнул и встряхнулся, как молодой конь, оправившийся от тяжкой болезни.

Зайдя в хлев, он похлопал волов по задам, взял лопату и не спеша вышел на двор. Ему не работалось, хотелось просто стоять сложа руки и смотреть на отяжелевшие под снегом ветви деревьев. Перелетая с груши на маленький навес, курица задела ветку, и с дерева посыпалась целая снежная лавина. А курица упала в сугроб перед сарайчиком и беспомощно захлопала крыльями. Иван слегка усмехнулся и, нагнувшись, стал сгребать рыхлый снег. Сначала надо было проложить дорожку от дома к улице. Но не успел он отгрести снег и на два шага, как Васил Пеев бесшумно открыл калитку, проскользнул во двор, как ласка, и, ухмыляясь, сказал:

— Рано ты за работу принялся!

Что-то пробормотав в ответ, Иван бросил лопату и повел приятеля в хлев:

— Сядем там, в тепле.

— Да и дело у меня к тебе не такое, чтоб о нем в доме разговаривать, — вполголоса отозвался Васил и пошел вслед за ним.

Иван шагал быстро, опасаясь, как бы его не увидела мать. Но не успел вовремя дойти до хлева. Старуха уже выглянула из окошка и зашипела:

— Зачем он притащился, этот бездельник?