Тошка прошла в кухню. Старуха припала к окну, навострила уши, но ничего не услышала. Ей не терпелось узнать, не кашлянет ли Тошка еще. Но, ничего не услышав, она отодвинулась от окна и встала. «Стой, — подумала она, — надо пойти поглядеть самой… Коли она и вправду заболела, я сразу же это дело сделаю… Вовремя надо, а не то как бы не прошло у нее, как в тот раз…»
— Молодка, намочи немножко фасоли да к обеду свари, — сказала она, входя в кухню.
— На похлебку? — гнусавым голосом спросила Тошка.
И, когда она обернулась, старуха увидела, что кончик носа у нее покраснел, а глаза слезятся, да и дышит она тяжело.
Мариола задрожала всем телом, задрожала и от радости и от страха. Наконец настало то, чего она так долго ждала. Сейчас! Сейчас она ей покажет…
«Пресвятая богородица, помоги мне!» — прошептала она и прислонилась к платяному шкафчику у двери. Куртка, лежавшая на сложенных в кучу одеялах и подстилках, упала к ее ногам. Но старуха не заметила этого, не увидела. Сердце ее трепыхалось, руки дрожали, словно ветки дерева. Впервые за столько дней глаза ее загорелись радостью, и если в них отражалось беспокойство, то лишь потому, что она боялась опять не успеть. Но уж на этот раз она не ошибется, думала она. На этот раз все сделает как надо. Только бы ее дурман не подвел. «Мать пресвятая богородица! — молилась старуха, крестясь за спиной у Тошки. — Помоги мне, научи меня, как ее опоить! Что дать сначала — настой в склянке или дурман, истолченный с черным перцем? И настою налью и толченого перца маленько подсыплю, — решила старуха, мотнув головой. — И толченого маленько подсыплю! Коли одно ее не заберет, так от другого в голову ударит. Только бы удалось!»
Старуха ожила, какой-то необычайный прилив сил смел все ее вздохи и стоны. «Сейчас! Сейчас! — понукала себя она, трепеща от радостной тревоги и какого-то неведомого смертельного страха. — Наконец-то и мне полегчает, наконец-то будет и мне еда сладка и я лягу да отосплюсь вволю, как господь повелел!»
Скорой! Скорей!.. Сказать ей? Пойти нацедить вина? А Иван? Мать о нем и позабыла. В другие дни он уже с утра бежит в эти проклятые кофейни, а нынче засел в хлеву, ждет, пока придут да позовут… Пете и тот все здесь вертится… Но его убрать легко: она уведет его в комнату, займет чем-нибудь… А вот Иван! Иван!
Старухе хотелось все кончить поскорее, так, чтобы наконец-то отдохнуть, увидеть свет… Она оживилась, и тут ей пришла в голову одна мысль. Надо соврать Ивану, послать его куда-нибудь, послать надолго, так, чтобы можно было спокойно сделать свое дело…
«Успеется! Времени хватит! — успокаивала она себя. Но ей было невтерпеж, она спешила, словно боялась что-то упустить. Столько дней она ждала, столько дней плакала, столько дней следила за каждым Тошкиным шагом, слушала, как она дышит, всматривалась — не блестит ли у нее нос, настораживала уши — не чихнула ли она?.. А сейчас вдруг, когда она уж и надеяться перестала…
Тошка вертелась перед очагом, разжигала щепки и хворост, начинала обычную домашнюю работу. Свекровь посмотрела на сноху, слегка поворачивая голову из стороны в сторону. «И ты попалась, теперь и ты пропала!» — думала она. Той, другой, ненавистной здоровой Тошки уже не было. Перед старухой стояла Тошка простуженная. Эта Тошка выпьет чашку вина с дурманом и…