В этой всеобщей суматохе, шумной и веселой неразберихе каждый вынашивал свои планы, надеялся, что и ему что-нибудь перепадет. Из всех друзей и соратников глухонемого одна только Азлалийка наивно радовалась тому, что наконец докажет всем, кто над ней издевался, что она — сила и что шутки с ней плохи. А потом ведь она выполняла свой христианский долг, делала благородное дело, возводила памятник райскому привратнику!..
Потому ли, что о нем так много говорили, но на праздник освящения часовни приехали лоточники и из соседних сел. Одни раскинули свои шатры, чтобы торговать шербетом, другие собирались печь горячие пончики, третьи сгружали с телег всякую мелочь для продажи. Димитр Плахов встречал этих гостей издалека, встречал как родных, потому что знал — постоянно скитаясь по престольным праздникам и ярмаркам, они разнесут повсюду и славу о новой часовне.
Вечером накануне праздника к часовне завернул и староста. Вообще-то он шел по своим делам, но, видно, все ему надоело, вот и вышел он на большой мост прогуляться, полюбоваться широким и густым поясом из верб, шелковиц и груш вдоль течения реки. К вечеру оттуда тянуло легким, свежим, каким-то бодрящим ветерком, пыль, облаком стоявшая летом над селом, рассеивалась и исчезала.
Староста перешел мост и зашагал дальше по шоссе. Он чувствовал себя здоровым и сильным, был доволен жизнью и своей службой. На душе было легко не только потому, что он дышал чистым воздухом, любовался зеленью трав и деревьев, но и потому, что вокруг все работали, боясь, как бы не ударил град или не хлынул ливень, не обрушились грозы и бури. Он один был спокоен за свое положение и за свой завтрашний день. Все село у него в руках, все кланяются, все уступают ему дорогу. У него в подчинении и писари, и рассыльные, и сторожа, даже учителя смотрят на него со страхом и почтением. И все идет хорошо, без особых забот, без тревог и неприятностей… Вот только этот доктор, Василев, слишком уж усердствует, но и он присмиреет со временем. Сегодня опять начал ему говорить, что нужно принимать меры насчет источника у новой часовни. Мол, грязно там, воду берут из родника и туда же выливают, а некоторые так даже и моются в источнике, а ведь известно, что туда обычно ходят больные… И если вспыхнет, не дай бог, эпидемия тифа, пугал доктор, то отвечать придется всем…
Староста нахмурился. «Почему это всем придется отвечать, — рассердился он на молодого доктора. — Как я могу вмешиваться в людские глупости? Кому охота — пусть пьет себе на здоровье, купается, а уж выздоровеет он или сдохнет, это его дело, с какой стати я буду отвечать за всех».
Он даже начал мысленно спорить с доктором Василевым и, увлеченный этим, не заметил, как оказался у новой часовни святого Петра. Перед лотками, уже установленными в ряд, дремали их усталые хозяева. Кое-где уже прилаживали карбидные лампы. Продавцы пончиков оборудовали передвижные печки, парни побойчее сошлись посмотреть, что творится у новой часовни, и уже сидели под только что установленным навесом пивной Геню Хаджикостова. В этом глухом, выгоревшем от зноя месте, где в другие годы накануне Петрова дня и живой души не встретишь, сейчас раскинулся целый поселок. Любопытные мальчишки-пастушата пригнали скотину к ближнему болоту и время от времени забегали к лоткам что-нибудь себе купить.
Староста пересек всю площадку, обогнул пивную Геню и вышел к часовне. Глухонемой, дед Ганчо и Димитр Плахов суетились там, устанавливая подсвечники и иконы. Староста кивком головы поздоровался с ними, не заходя внутрь, оглядел все, посмотрел на источник и собрался уходить. Но у дверей его встретил Геню. Он обнял его за плечи и стал тянуть к себе в пивную — выпить пивка, но староста отказался осторожно и решительно.
— Завтра, завтра, уже как положено, — сказал он, стараясь освободиться из рук старого корчмаря, — завтра вместе со всеми, а сейчас чего ж мы будем от всех отделяться.
— Ну ладно, завтра, так завтра, — согласился Геню и погрозил пальцем. — Но смотри, если не придешь, обижусь насмерть! И запросто, слышишь, запросто!..
Староста согласно покивал головой и отправился восвояси. Но проходя мимо телег продавцов пончиков, выстроившихся в ряд вдоль дороги, он вдруг быстро отступил назад. Со стороны болота поднимались доктор Василев и дочка Ивана Касабова, которая, как хвалился отец, скоро должна была получить диплом аптекарши. «Видать, на днях вернулась, кончила уже», — подумал староста, внимательно наблюдая из-за крайней телеги за молодым доктором. Василев что-то говорил, возбужденно размахивая руками и не глядя по сторонам. Старосте не хотелось, чтобы его видели — а то доктор еще остановит и начнет приставать с этой дурацкой гигиеной, говорить, что у источника — грязь. Он еще немножко отступил назад и стоял так, пока доктор и молодая девушка, увлеченные разговором, не прошли мимо, растворившись в сутолоке и шуме начинающегося торжества…
11